Черный хлеб

Но борцы поднялись одновременно. Судьи не знали, кому присудить победу, и предложили продолжать борьбу. Разъяренный неудачей, Касым, забыв про осторожность, сразу же ринулся на Имеда. Но тот, изловчившись, вскинул его, перевернул вниз головой. Касым упорно старался вырваться, но все попытки оказались напрасными — хватка у Имеда была мертвая. Касыму казалось, что утламышский борец стянул его туловище железным обручем.

Напрягаясь под тяжелой ношей, Имед медленно зашагал вдоль ограды. Его противник, громко сопя, мотал головой, смешно взбрыкивая ногами в щегольских сапогах.

Имед обошел круг и остановился против Каньдюка, тяжело дыша.

— Ну… вот и приехали! — сказал он. — Принимайте дорогого гостя!

И Касым живописно распростерся в ногах своих друзей и почитателей.

С минуту, а может быть, и дольше, стояла тишина. Потом воздух потряс многоголосый торжествующий крик:

— И-ме-ед!

Люди из передних рядов бросились к нему, стали пожимать руки, обнимать, некоторые даже целовали.

Из-под навеса вышли две девочки и преподнесли батыру на белоснежном полотенце большой каравай. Имед поцеловал девчурок в лоб, затем нежно прижал губы к хлебу.

— Спасибо, братцы! Спасибо, родные! — растроганно проговорил он, низко кланяясь ликующим землякам. — Одним хлебом мы все вскормлены, одним!

Люди подхватили Имеда на руки и, высоко подняв его над головами, обошли вокруг арены, затем поднесли к столу, где лежал почетный приз.

По старинному обычаю батыра встретила невеста, свадьбу которой должны играть в нынешнем году. Она держала перед собой вытканный собственными руками сурбан. Распорядитель Агадуя торжественно облачил Имеда в новый пиджак. Девушки запели хвалебные такмаки, невеста пришила к пиджаку разноцветный конец сурбана. После этого батыра снова начали качать…

Агадуй всегда завершается скачками. Мигаля уже давно отправил всех участников на Чаткасские холмы. Оттуда по команде помощника распорядителя всадники помчатся к Керегасьской долине. Скакать нужно четыре с лишним версты.

Толпа расступилась на две стороны, чтобы дать дорогу конникам. Мигаля разложил на столе подарки. Разыскали девушек, которые должны вручить награды. Самый большой узел Мигаля передал Сэлиме:

— Это тому, кто придет первым. Поняла? Смотри не позабудь!

Дочь Узалука Мердень недовольно скривила губы, лицо ее побагровело. В прошлом году лучший джигит принял приз из ее рук. Она нисколько не сомневалась, что и в этот раз будет так же. Вручать награду — высокая честь, ее удостаиваются самые красивые девушки, и к тому же из богатых семей. А тут вдруг дочь какого-то замухрышки Шеркея… Мердень презрительно посмотрела на неожиданную соперницу, оценивая ее наряд. Он не шел ни в какое сравнение с ее собственным. У Мердени одни жемчужные бусы чего стоят! Сэлиме и не снились такие. И вот — пожалуйста… Не иначе, как до этого балбес Мигаля додумался. Надо пожаловаться на него отцу.

Узнав, зачем она понадобилась, Сэлиме растерялась и начала отказываться.

— Нет, нет, это дело не для меня. Поручите кому-нибудь еще. Я и порядка не знаю…

Она хотела возвратить сверток, но Мигаля так гаркнул на нее, что сердце екнуло у Сэлиме от страха.

— Хватит тары-бары разводить! Сказал — и кончено. Некогда мне с тобой возиться. И так с ног сбился. Делай, что приказал!

Поперек дороги натянули красную ленту. Дежурные следили, чтобы никто не вылезал вперед и не загораживал путь всадникам. Шеркей и Пикмурза с радостью вызвались наблюдать за порядком — ведь это позволяло стоять в первом ряду и видеть все подробности скачек.

Нашли удобное местечко и для Элендея.

Над Чаткасским холмом взвился клуб пыли. Он быстро вытягивался в длину, словно дымок из трубы в ветреную погоду.

— Едут! Едут! — прокатилось по толпе.

Вскоре можно было разглядеть передних коней, задних укрывала плотная пыльная пелена.

— Вороной! Вороной первый! — разглядел кто-то самый зоркий.

— Ну, значит, Нямась!

— Кому же больше!

Каньдюк довольно переглянулся с приятелями.

Всадники пересекли большак и помчались по лугу. Пыли стало гораздо меньше, и все ясно увидели: вперед вырвался наездник на вороном коне. Скоро убедились и в том, что это был Нямась — по посадке угадали.

За вороным шел гнедой, потом сивый и опять вороной. Немного погодя разглядели и второго коня: он оказался вовсе не гнедым, а рыжим.

— Вроде лошадка Савиня…

— Похоже, что она.

— И сомневаться нечего!

Рыжий уже настигал вороного. Вот он поравнялся с ним, хотел обойти, но конь Нямася не дал ему дороги. Второй наездник начал отставать. Но когда до деревни оставалось совсем немного, он опять стремительно бросился вперед, обошел Нямася стороной и помчался первым.

— Савинь! Савинь обогнал!

— А может, и не он. Не только у него рыжая лошадь!

Сколько люди ни вглядывались, как ни напрягали глаза, никто не мог угадать, кто же скачет на рыжем коне. Казалось, что лошадь несется без седока, так низко пригнулся наездник. Только белая рубашка трепетала на ветру.

— Послушай-ка, — шепнул Пикмурза Шеркею. — А не твой ли это конь?