Черный ход

– Лет тридцать или около того. Думаю, со времен Граттанова побоища. Может, самого Джона Граттана сабелька. И пожар пережила, красавица. Целехонька! Отчистим, заблестит…

Суконка возобновляет движение по клинку.

– Ты, Малыш, хороший парень. Я на тебя зуб не точу. А за лоботрясами своими приглядывай. Мои ребята нынче злые, ясно? Если что не так, могут и ребра кое-кому пересчитать.

– За твоими тоже глаз да глаз нужен. Мне мордобой ни к чему. Мы вас охранять приехали, а не драться. Ты своим за работу платишь, город моим – за охрану.

– Охра-а-ана, – издевательски тянет Макс. – Ну, все, теперь засну спокойно. За пригоршню долларов меня от самого дьявола защитят! Ура мистеру Киркпатрику!

Это да, отмечает Джош. Фредерик Киркпатрик – не тот человек, который станет бросать деньги на ветер! В открытое нападение индейцев Джош не верит. Верит ли в это Макс? Напомнить ему, что ли, как его братья дружно орали: «Это краснокожие! Точно, краснокожие! Пусть только сунутся!»?

Открыть рот Джош не успевает. Над котлованом разносится звонкий голос МакИнтайра-младшего:

– Сэр! Трое верховых, сэр!

4 Рут Шиммер по прозвищу Шеф

Он едет по Мэйн-стрит – бледный всадник на сивом коне.

Рут следит за ним с веранды Гранд-отеля. Перед ней с Пирсом только что поставили напитки: отчиму – пиво, Рут – кофе. С кухни несется одуряющий запах: там жарят рыбу. Рот полон слюны. Еду скоро подадут: свежую форель, сбрызнутую лимонным соком.

Заказ сделал Пирс. Рут не возражала.

Она удивлена своей покладистостью. Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Она даже не стала перечить отчиму, когда тот начал сыпать проклятиями. Молчала, смотрела поверх перил. Молчит и сейчас, вдыхает кофейный аромат. Глядит на всадника, который минутой раньше въехал в город. Что ей в этом всаднике? Сейчас он скроется за домами – или свернет на Ривер-роуд, и тогда Рут не потеряет его из виду.

Надо же чем-то занять себя? Пусть будет всадник. Все лучше, чем грызть ногти. Дурная привычка приводила маму в бешенство. Отец, напротив, относился к этому снисходительно. Дядя Том сам грыз, бывало.

Рут, милочка, о чем ты думаешь?!

Ночью ей снились китайцы. Расположившись внутри бумажного фонаря, сделанного в виде двухэтажной усадьбы, семейство Ли музицировало. Бакалейщик с женой играли на рояле Шопена в четыре руки. Рут точно знала, что это Шопен, хотя Шопен никогда не писал регтаймы. Горбатый тесть – Рут уже выяснила у доктора Беннинга, что старик является отцом миссис Ли – солировал на банджо. В обычной жизни занятия такого рода вряд ли были свойственны китайцам, но сон есть сон. Рут слушала, принимая все как должное. Четвертым в этом азиатском квартете был демон Мо-Гуй – слепец, похожий на тапера из «Белой лошади». Виртуоз, он водил смычком по струнам виолончели. Когда Рут поняла, что корпусом виолончели служит живая женщина без рук и ног, а струнами – набухшие от крови вены, Шопен превратился в какофонию.

Проснулась Рут с головной болью.

– Безответственность! Скажу больше, преступная халатность…

Отчим бушует. Судя по убитому виду Красавчика Дэйва – хрупкий слоняется по улице туда-сюда – Красавчику уже досталось на орехи. Похоже, Дэйв уволен, но еще не до конца поверил в это. Стрелок с такими рекомендациями, какие Пирс даст своей безответственной – преступно халатной! – охране, может забыть про выгодные контракты.

Зря я вообще согласилась, вздыхает Рут.

Ей-богу, зря.

– Миг промедления мог стоить мне жизни! Уверен, они собирались меня пытать! Краснокожие славятся своими ужасными пытками! Хорошо, родственные узы для тебя ничего не значат. Хорошо! Но обязанности, определенные договором с работодателем?!

Приносят рыбу. Рут отламывает плавничок, сует в рот. Родственные узы, думает она. Моя беда, мой крест. Не будь ты вторым мужем моей матери, ты бы просто разорвал контракт, и все. Мне бы не пришлось выслушивать твои бездарные монологи. А так я получу сполна: и монолог, и разорванный контракт. Надеюсь, второе утешит меня после первого?

Она чувствует себя виноватой. Иначе давно встала бы и ушла.

– Есть люди, для которых это – дело чести. К сожалению, ты не входишь в их число…

Всадник сворачивает на Ривер-роуд. Подъезжает к Гранд-Отелю, спешивается, захлестывает повод вокруг столба. Столб безуспешно притворяется колонной – у владельца гостиницы большие запросы и скверный вкус. Когда всадник делает шаг к перилам, за которыми расположились Пирс и Рут, становится ясно, что он действительно очень бледен. Это, должно быть, от природы. В остальном всадник напоминает ремень из дубленой кожи.

Очень длинный ремень. Футов шесть, если не больше.

– Прошу прощения, мэм. Прошу прощения, сэр. Вы позволите задать вам один вопрос?

Пирс привстает:

– Разумеется, ваше преподобие. Не хотите ли присесть?

– Спасибо, я постою.