Черный ход

Монологи отчима сыграли с Рут дурную шутку. Отрешившись от их назойливого жужжания, она не сразу замечает то, что первым бросилось Пирсу в глаза – черная рубашка и белый воротничок проповедника. В остальном всадник одет так же, как и сама Рут. Даже пыльник вышел из той же портняжной мастерской. Даже грязь и пятна на пыльнике.

Даже две кобуры с кольтами. Только висят иначе.

– Скажите, этот отель заслуживает похвалы?

– Да, ваше преподобие.

– Цены разумные?

– Не скажу, что здесь низкие цены. Но белье чистое и клопов нет.

Проповедник смотрит на Пирса и только на Пирса. Рут он игнорирует. Опасается женщин? Считает их сосудом греха? За спиной проповедника маячит Красавчик Дэйв. Подбирается, словно волк перед прыжком, кладет руку на револьвер. Какая опасность может грозить Пирсу в присутствии этого человека? Средь бела дня, в центре города? Но Красавчик из кожи вон лезет, стараясь продемонстрировать бывшему нанимателю свою бдительность и преданность.

Разорванный контракт может быть восстановлен, не так ли?

– Клопов, значит, нет?

– Ни в малейшей степени, ваше преподобие.

– Вы уверены, сэр?

– Проверил на собственном опыте.

– Тогда я отрину всяческие сомнения. Это место подходит для усталого путника.

Усталость требует отдыха, но проповедник не спешит уйти. Он роется в кармане пыльника, достает «оловянный сэндвич» – губную гармошку «Hohner». Подносит ко рту, о чем-то размышляет. Когда бледный всадник начинает играть, Рут узнает музыку.

Псалом двадцатый, кто бы мог подумать?

«Ты дал ему то, чего желало сердце его, – гнусаво поет гармоника, – и прошения уст его не отринул…»

Пирс кивает:

– Ибо Ты встретил его благословениями. Браво, ваше преподобие! Если вы захотите прочесть проповедь в здешней церкви, я обязательно приду. Не знаю, правда, согласится ли на это преподобный Элайджа. Будем надеяться на его благоразумие и любовь к ближнему.

– Будем надеяться, – кивает проповедник. – На благоразумие и любовь. Ибо мы тоже встречаем братьев своих благословениями.

Он не отрывает взгляда от Пирса. Взгляд этот знаком Рут. Так смотрят шансфайтеры, подыскивая цель для выстрела. Что у него в кобурах? Когда Рут понимает, чему явилась свидетельницей, у нее холодеют руки.

Два кольта проповедника – два шансера. Патроны, которыми заряжены эти шансеры, неизвестны мисс Шиммер. В лавках Зинника она никогда не встречала такого товара.

«Был у меня приятель, свихнулся на этом деле, – голос дяди Тома звучит с глухой хрипотцой. Так и полагается звучать голосам с того света. – Ездил с парой шансеров, стрелял по призракам чёрти чем, с двух рук. Патроны сам себе делал, казенными брезговал. Псалмы играл на губной гармошке. Давно его не видел, может, по сей день ездит, если не сослали на остров Блэквелла…»

– Простите, преподобный! Вам не довелось бывать на острове Блэквелла?

Вопрос застает всадника врасплох.

– Бывал, мэм. И замечу, это не место для леди.

Цель достигнута: взгляд отрывается от Пирса, упирается в Рут:

– Мы знакомы? Извините, не припомню.

– Нет, мы не знакомы. Возможно, вы знали моего дядю. Томас Эллиот Шиммер, помните такого?

– Томми-Шутник? Ну конечно… На вас его пыльник, мэм.

– У вас зоркий глаз. Подарок дяди, память. Кстати, эти револьверы – тоже его подарок.

– Если так, мэм, я не сомневаюсь, что вы умеете ими пользоваться. Что Томми, жив?

– К сожалению, нет.

– Кто его застрелил?

– Пневмония. Эта стерва бьет без промаха.

«Если я пойду долиной смертной тени, – поет гармоника, – не убоюсь зла, потому что Ты со мной…»

– Жаль, очень жаль, – проповедник прячет инструмент в карман. Кончиками пальцев трогает край шляпы: – Всего доброго, мэм. Всех благ, сэр. С вашего позволения, я пойду. Иначе, боюсь, на мою долю не останется свободных комнат. Так говорите, клопов здесь нет?

Он скрывается в отеле. Минута, другая, и на улицу выбегает мальчишка. Отвязывает коня проповедника, уводит в конюшню. Можно быть уверенным, что свободная комната нашлась.

– Так о чем это я? – спрашивает Пирс.

Вид у отчима потерянный. Взяв кружку двумя руками, Пирс выпивает все пиво в один присест. Вытирает губы рукавом, громко отрыгивает. Для прежнего Бенджамена Пирса это все равно что опростаться прилюдно на городской площади.

– О безответственности, – напоминает Красачик Дэйв. Он стоит у самых перил, целиком готовый к услугам. – О нашей преступной халатности.

– О людях чести, – присоединяется Рут. – Мы, как выяснилось, не входим в их число.

Пирс отмахивается:

– Это чепуха. Это все дырявого цента не стоит. Рут, дитя мое, сегодня ты переезжаешь в отель. Комната рядом с моей, столуешься в ресторане. Все расходы за мой счет. Наши комнаты рядом, поняла? Когда я у себя, прислушивайся. Мало ли кто ходит по коридору?

– Я остановилась у Беннинга, – напоминает Рут.

– У этого пьяницы? В его помойке?! Это отвратительно, я не могу этого позволить. Сегодня же ты переезжаешь в отель. Я задержусь в Элмер-Крик, у меня дела. Я хочу, чтобы ты меня сопровождала. Я настаиваю! Дэйв, ты тоже далеко не отходи. Скажи Арчибальду, пусть будет начеку. Возможно, я займусь скупкой искр у китайцев. Уверен, там есть чем поживиться…