Черный Корсар. Королева карибов. Иоланда, дочь Черного Корсара

– Сколько же времени нам понадобится? Я хотел бы попасть в Гибралтар вместе с Олоне, – заметил Корсар.

– Через четыре-пять дней, надеюсь, выберемся.

– Мы придем вовремя, – сказал Корсар, как бы говоря с самим собой. – Как ты думаешь, не пора ли нам снова двинуться в путь?

– Индейцы ушли, но не так уж далеко, сеньор. Я бы советовал переночевать на этом дереве.

– Но тем временем Ван Гульд уйдет далеко.

– В болотистом лесу мы легко его нагоним, я в этом уверен.

– Боюсь, как бы он не пришел в Гибралтар раньше нас. Не хватало еще упустить его и на этот раз.

– Я тоже буду в Гибралтаре, сеньор, и постараюсь не спускать с него глаз. Я ведь не забыл двадцать пять палочных ударов, которыми он приказал наградить меня.

– Ты – в Гибралтаре?.. Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что я проникну туда раньше вас и, следовательно, буду ходить за ним по пятам.

– Почему раньше нас?

– Сеньор, я испанец, – ответил сдержанно каталонец.

– Ну и что?

– Я надеюсь, что вы мне позволите умереть вместе с моими соотечественниками и не заставите сражаться против испанского стяга.

– А!.. Ты хочешь защищать Гибралтар?

– Участвовать в его защите, капитан.

– Тебе не терпится покинуть этот свет? Испанцы в Гибралтаре обречены на гибель.

– Охотно верю, но они умрут с оружием в руках, защищая славное знамя далекой родины, – проговорил взволнованно каталонец.

– Это верно… А ты храбрый человек, – сказал со вздохом Корсар. – Хорошо, я тебя отпущу к твоим собратьям. Ван Гульд – фламандец, а Гибралтар принадлежит испанцам.

28 Вампиры

Ночь прошла настолько спокойно, что флибустьеры смогли поспать несколько часов, примостившись на ветках огромной суммамейры.

Тревогу вызвало лишь появление небольшого отряда араваков, замыкавшего, быть может, передвижение всего племени, однако и они не заметили присутствия флибустьеров. Пройдя под деревом, они продолжали свой путь на север.

С восходом солнца Корсар долго прислушивался и, убедившись, что в лесу царила глубокая тишина, приказал спускаться, чтобы снова отправиться в путь.

Едва ступив на землю, Кармо быстро отыскал оцелота, заставившего его пережить столь неприятные четверть часа среди ветвей гигантского дерева. Он нашел его в кустах, изувеченного падением, с головой, разбитой прикладом Моко.

По форме и расцветке зверь напоминал ягуара, но голова у него была меньше, а хвост короче. В длину он едва достигал восьмидесяти сантиметров.

– Каналья!.. – воскликнул Кармо, хватая его за хвост и перебрасывая себе за плечо. – Знал бы я, что ты так мал, я бы пинком спустил тебя с дерева. Ну ладно!.. Зато теперь я приготовлю из тебя отличное жаркое, и мы славно закусим.

– Поспешим, ребята, – сказал Корсар. – Мы и так потеряли слишком много времени с индейцами.

Каталонец проверил направление по компасу, который дал ему Ван Штиллер, и первым двинулся в путь, прорубая дорогу среди лиан, корней и кустов.

Лес был по-прежнему густым и состоял главным образом из пальм-миритов с необъятными колючими стволами, о которые путники рвали свои одежды, и деревьев-канделябров.

Птиц, однако, было мало, и совершенно отсутствовали обезьяны. Если изредка встречалась парочка попугаев с пестрым оперением или одинокий тукан с желтовато-красным клювом и ярко-красным пушком на грудке, то путники замечали их сразу. Почти не слышно было и пронзительного крика танагр – красивых птиц с голубым оперением и оранжево-красным брюшком.

После трех часов форсированного марша по совершенно безлюдным местам флибустьеры стали замечать, что характер леса начал меняться. Пальмы встречались все реже и реже. Вместо них стали попадаться пузатые ириартреи, растущие в сырых местах, заросли пушечного дерева, амбачи – деревья с мягкой древесиной, отдельные группы манглий, дающих сочные плоды, пахнущие скипидаром, скопления орхидей, пассифлор, эпифитных папоротников, анрондеи, чьи воздушные корни отвесно спускаются к земле, и заросли прекрасных бромелий с пышными ветвями, гнущимися от груза пунцовых соцветий.

Почва заметно насыщалась влагой, в воздухе запахло сыростью. Путники вступили в полосу влажного тропического леса, гораздо более опасного, чем лес сравнительно более сухих районов, ибо в этих сырых местах легко заболеть лихорадкой, которая бывает смертельной даже для индейцев, давно привыкших к здешнему климату.

Глубокая тишина царила в лесном полумраке, словно от избытка влаги исчезли птицы и звери. Не слышно было ни переклички обезьян, ни пения птиц, ни рева кагуаров или урчания ягуаров.

В этом молчании леса было что-то печальное, что-то вселявшее страх и неуверенность даже в сильные души флибустьеров с Тортуги.

– Тысяча акул!.. – воскликнул Кармо. – Уж не на кладбище ли мы с вами?

– Да к тому же затопленном, – добавил Ван Штиллер. – Я чувствую, как сырость проникает мне в кости.

– Уж не начинается ли у тебя болотная лихорадка?..

– Этого нам еще не хватало, – заметил каталонец. – Тот, кто ею заболеет, не выберется живым из этого проклятого леса.