Черный козерог

Перед уходом он справился, по нуждаемся ли мы в чем. Так как со всех сторон доносилось кудахтанье кур, мы сказали, что одной из них самое бы время попасть в наш котелок, уже наполовину заполненный ливнем.

— Кур мы не едим: ведь они несутся! — ответил он. — Но вы легко найдете петуха, хорошего петуха.

Пронзительное «кукареку» раздалось в момент, когда он нас покидал. Сразу же после этого один из наших, шустрый и насмешливый француз, отправился на охоту. Он вернулся, когда мы распаковывали свое имущество, и принес добычу, так отчаянно хлопавшую крыльями, что его шатало. «Я встретил хорошенькую курочку[37], и она продала мне хорошего петушка!» — пошутил он. Сердитое животное защищалось криком и шпорами до самой своей скорой казни. Мясо этого толстокожего не могло не быть жестким. Мы прожевывали его дольше обычного — это лишь продлило удовольствие! Потом легли спать, чтобы проснуться пораньше и быть пунктуальными при посещении пышных празднеств Мамитуа.

Но празднества начались еще раньше.

Посланцы должны были за ночь обегать всю Коронную территорию— на рассвете группы украшенных перьями и увешанных звериными шкурами воинов прибыли в поселок. Окончив путь, воины репетировали роли наводящих ужас сказочных персонажей праздника, угрожали копьями и упражнялись в нанесении ударов, останавливая копье в нескольких сантиметрах от «противника», — это напоминало смелое искусство наших метателей ножей…

После дождя установилась хорошая погода, яркое солнце освещало следы недавнего потопа. Небо улыбалось празднику. Под впечатлением тренировки отдельных воинов мы с интересом ожидали общего представления, которое по традиции начинает сам Мамитуа. Его посланцы пришли за нами. Но, миновав тростниковую ограду, мы не смогли узнать короля.

Он сидел на деревянном троне, вырядившись в головной убор из леопардовой шкуры с двумя белыми страусовыми перьями, вставленными в нее, закутанный с головы до пят в шкуру огромного леопарда, лапы которого спереди лежали на его плечах, а хвост виднелся между пятками. Близ короля сидела на земле очаровательная маленькая женщина с чистым тюрбаном, в голубом платье.

Наш французский друг толкнул меня локтем и шепнул: «Если бы я знал!.. Она оказалась королевой, моя вчерашняя подружка с хорошеньким петушком!» Но это было вчера, когда девушка не отличалась от других, как и ее супруг не отличался от своих подданных. Сегодня они были королем и королевой! Аудиенция была короткой. Столпившиеся во дворе воины топали ногами. Мамитуа пригласил нас следовать за ним.

При его появлении все копья поднялись в воздух и раздались громкие возгласы, наподобие «ура». Столь нее торжественно, сколь вчера он был снисходительным, Мамитуа начал смотр войск. Палка из чрезвычайно тяжелого красного дерева размером с посох паломника отстукивала такт его шагов, а по земле волочился хвост леопарда.

Его люди, тесно сгрудившиеся, отличались как строгим единообразием своего наряда, так и его смешными деталями: высокими шапками из перьев черного страуса — невольным подражанием киверам английских конногвардейцев, причудливыми ожерельями, тяжелыми браслетами, пучками болов шерсти, подвязанными у колен в спадавшими на ноги, накладными бородами из той же самой шерсти, а на груди у каждого была целая коллекция татуировок: диск и точки — солнце и звезды?

Копья, достойные Чаки, были с толстыми древками и клинками сомнительного качества. Овальные щиты из звериных шкур были украшены накладными планками из кожи или нарисованным в центре красной краской глазом, который, несомненно, призван был гипнотизировать врага…

Парад кончился. Вдруг без всякого приказа все воины запели великолепный гимн, настоящий церковный хорал, то поднимавшийся до звучания топора, то спускавшийся в басы. Гимн был прелюдией к вступительному танцу короля.

Он прошелся перед своими людьми покачивающейся походкой, ритм, которой задавал хор. Воздерживаясь от несовместимой с его рангом акробатики, он между тем выполнял над головой своей палкой забавные фехтовальные приемы и обнаруживал гибкость, заставлявшую забыть его тучность. Он радовался своему выступлению, улыбался. Все глаза следили за малейшими его движениями, величественная песня резко оборвалась в ту же секунду, как Мамитуа остановился.

Тогда, жестом, он объявил общий танец.

Мужчины расположились но кругу, ощетинившись оружием. Они покачивались на месте, и это волнообразное движение передавалось вдоль строя. Они резко, вызывающе покрикивали. Впрочем, скоро мужчины разделились на группы, которые сошлись лицом к лицу.

Мы вновь увидели бескровные состязания на копьях, в которых узнавал» утренние репетиции. Столкновения щитов, сверкание железа, трясущиеся перья слились в переливающуюся разноцветную карусель.