Стас: – Слушай, а дай попробовать, может быть, и себе закажу.
Все чокнулись кружками, и белая пена вздыбилась еще сильнее. Кружки были мощные, литровые, размером с шар, и когда ребята потянули из них пиво, то головы их на некоторое время исчезли.
Серега: – Так, ладно. Я ужасно есть хочу, давайте закажем чего-нибудь? Вот, например, селедочку можно, – он ткнул пальцем в меню.
Стас: – Селедочку только под водоч…
Максимка: – Ну, мужики! – заверещал он, – какая еще, к черту, селедка?! Я не буду эту селедку вонючую.
Рома: – Согласен, нам сегодня с Максимкой предстоит официанток целовать. Ха-ха! – уже чуть охмелев, сказал он. – Давайте гренок возьмем.
Серега: – Да-да, можно и гренок. С чесноком!
Пивная ваза в один момент опустела и между ребятами начались споры о том, кто пойдет за новой. Серега уже ходил сегодня, Стас ходил в прошлый раз, Максимка, который после своего сидра присоединился ко всем и выпил две кружки светлого нефильтрованного, сказал, что пива он не любит. Очередь дошла до Ромы, и он тоже мог выдумать какую-нибудь отговорку, однако делать этого не стал. Разве способен ли он отказать своим друзьям?
Рома взял вазу и двинулся в путь. Щеки его горели. В голове было легко и весело, а по телу гуляла приятная расслабленность, отчего он, стоя в очереди, не раз то облокачивался на стойку, то подпирал ее спиной, то нависал над ней. Очередь была небольшая, и он даже не успел заскучать, прежде чем оказался следующим на разливе. И вот Рома собирался подставлять вазу под кран бочонка, как его ни с того ни с сего боднули в плечо – это был парень в спортивных штанах, который хоть и выглядел крупнее Ромы, однако имел пузо, нахальные глаза и кривой нос. Этими самыми нахальными глазами он окинул с ног до головы и уставился на Рому, очевидно, выжидая от него каких-нибудь слов.
В силу того, что Рома был человеком разумным и мягким, он сказал следующее:
– Тебя пропустить? Да без проблем, наливай.
И парень этот, не проронив ни слова, отворотился и скрипнул краником. Сердце Ромы пустилось в вальс. Глаза, которые минуту назад прыгали по всем уголкам кабака, теперь преисполнились истомой и более не отцеплялись от льющегося из крана пива да взъерошенной макушки парня. Рома понимал, что он поступил правильно, но сознание своей правоты, к сожалению, не умаляло вопроса задетого самолюбия.
«Нет, ну а что, я должен был дать ему в морду что ли? За подобный пустяк? Я все-таки не дурак какой-то… Но, все же! Отчего я должен терпеть подобное? Можно прямо сейчас взять и настучать ему по голове, – Рома вновь взглянул на макушку парня, – Брось… Тебе следует быть разумнее. Что за глупости?! Опуститься до того, чтобы драться в кабаке за пиво? Нет. Я однозначно поступил правильно – так, как сделал бы каждый нормальный человек», – заключил Рома, когда напиток солнечного цвета побежал по стенкам его вазы.
Однако то, что было «однозначным» для головы, никак не являлось таковым для его души, и те оправдания, которые пришли к нему, Рома принял со скрипом. Глубоко внутри он остался несогласным. Это была ситуация, при которой человек корил себя за то, что прислушался к шепоту ангела, а не дал волю чертику.
8
Хоть они и выпили десять литров пива, восемь коктейлей, целый поднос рюмок с водкой, приправленной соусом табаско, и еще несколько воспламеняющихся стопочек, о которые можно с легкостью подпалить брови, но домой Рома Зубренко пришел почти трезвым. Пусть ноги и подкашивались, а картинка в глазах куда-то убегала, двоилась – мысли его были крепки, точно при обыденных обстоятельствах. И пока он, придерживаясь за комод, топтался в коридоре, на ум ему даже пришла цитата из книги.
«Весь этот свет только состоит из мыслей, которые бродят в моей охмелевшей от вина голове…» – Рома с чувством воспроизвел афоризм, вторая часть которого, махнув хвостиком, вдруг улизнула от него.
Левый ботинок не хотел слазить с ноги, плотно засев в районе пятки; но Рома прикладывал столько усилий, и делал это с таким детским, растерянным выражением на лице, что тот, наконец, сдался. Шурша ладонями об стену, Рома прошел в свою комнату и тихонечко зажег там лампу; на столе обнаружилось запечатанное письмо от его девушки Даши. Рома насупил брови от плохого предчувствия: письмо казалось каким-то странным и дурным знаком. Непослушными руками он вскрыл конверт, оторвав при этом треть листа. Он склонился над лампой, соединил две части и принялся читать записку. Листок с синими каракулями вдруг зашевелился, заюлил да побежал куда-то вдаль. Рома встряхнул головой, насилу мигнул глазами.