Черный куртец или приключения Ромы Зубренко

«Такой тебя сюрприз ждет утром… оно точно не будет добрым, за это прости. Ром, я долго думала и пришла к тому, что нам нужно расстаться. Надеюсь, у тебя все будет хорошо. Прости. Ты отличный человек, ты – самый добрый, искренний и нежный… и даже настолько, что я боюсь тебя испортить, и проблема, которая разрывает наши отношения, таится не в тебе… она во мне.

Я знаю, что так будет лучше нам двоим. Не пиши мне больше и не ищи встречи. Будь счастлив и… прощай…»

Письмо вылетело из рук и погрузило Рому в мертвецкое оцепенение. Слова Даши – в особенности то, что они были написаны, а не произнесены лично – разрубили его сердце на два куска, будь то резкий удар топора. Как подобает людям, которые лицом к лицу столкнулись с трагедией, крушащей их мир без малейших предпосылок на это, Роме еще не представлялась возможность в полной мере осознать своего горя, но он уже догадывался о его масштабах.

Физическая немощь его перешла в немочь внутреннюю, и теперь он не мог ни думать, ни связывать слова; ноги уж более не подкашивались, но в одночасье затряслись руки. Он сел под холодный душ, поджал колени и погрузился в себя. На протяжении всех девятнадцати лет слезы помогали ему облегчать страдания, по ниточке вытаскивая боль в самых тяжелых ситуациях. И так устроена чуткая душа человека, что стоит ей лишь ощутить малейшую горечь обиды, как слезы непроизвольно являются на глаза ее обладателю.

Но сейчас все было совсем иначе: Рома желал зарыдать, зарыдать что есть силы, но сделать этого у него не получалось. Как сраженный молнией, сидел он, смотрел в одну точку и с каждой секундой становился все угрюмей.

9

Раннее утро понедельника. Солнце поднялось над горизонтом и, интересуясь делами людей, пошло заглядывать в окна. Лучик просочился сквозь занавеску, пополз по полу, залез на часы, отчего те, предатели, подпрыгнули и заверещали. Вместе с ними в кровати подпрыгнул и Рома Зубренко. Он приподнялся, потер кулаками глаза, сладко зевнул и хотел было плюхнуться назад, как в то же самый миг вспомнил, что ему нужно в университет на первую пару. Чувство долга подняло его и заставило взяться за приготовления к очередному трудовому дню.

Уже через двадцать минут он стоял на остановке – опрятный, свежий и причесанный. Он потрясся в автобусе, потолкался в электричке и, наконец, прибыл в университет.

Группа, в которой учился Рома Зубренко, выпала ему по воле жребия. Она была дружна и в особенности хороша тем, что никто в ней не брезговал общением. В силу этого обстоятельства костяк группы сложился из людей самых разношерстных: за одним столом смеялись и «очкарики» и «дворовые парни»; «модники» рассказывали анекдоты «ученикам по обмену», а «спортсмены» дружили с «хиляками». Все те люди, которые в скором времени обрастут посторонними заботами и решительно перестанут знать друг друга, нынче были сплочены общим страхом пред неизвестностью грядущей жизни.

В то время, когда Рома открыл дверь спортивного зала, вся группа, размахивая ногами, уже заканчивала разминку.

– Привет, Ром, – с какой-то напыщенной серьезностью сказал Леша, будто бы обращаясь к своему начальнику; но в силу того, что Рома никак не походил на начальника, в особенности по той его задорной манере трясти руку при рукопожатии, Леша перестал важничать и рассмеялся.

– Чего опаздываешь-то, еб***, – с улыбкой в тридцать два зуба подоспел и Никита, дворовый парень, который гордился тем, что его воспитала улица.

– С кем не бывает. Не всегда же мне приходить раньше вас! Ну, рассказывайте, чем на выходных занимались?

– Ой, да я и ничем особо. Учебник по философии читал. Играл, – ответит Леша.

– А я еб*** напился в субботу. Всем районом гудели, друга в армию провожали. Я собственноручно его брил, – сказал Никита.

– Смотрю и тебя хотели проводить, ха-ха!

– Да не, это на спор, – и он погладил свою коротко остриженную голову. – Как видишь… проспорил!

– Ну, а ты-то Ром? – с участием спросил Леша.

– Ооо, да я делал то же, что и вы, только в два раза насыщеннее: читал, – Рома перевел взгляд на Никиту, – по барам ходил.

– Красавчик еб***.

Но тут на них гаркнул физрук. Леша отскочил в сторону и стал добросовестно повторять приседания, а Никита выпятил грудь и, не скрывая своего недовольства, выполнил разминочное движение лишь наполовину.