Черный куртец или приключения Ромы Зубренко

Полина была в восторге от простоты и естественности своего нового знакомого. С ним было так приятно беседовать, что порою она забывалась и позволяла себе лишнего, хоть и разговор был, в сущности, о вещах самых обыкновенных. С другой же стороны, она негодовала на себя за то, что никак не могла понять, отчего же его стереотипная фраза подняла в ней такую бурю эмоций, ровно как и этот взгляд его, который без слов говорил о неблагопристойных намерениях, который всегда в душе вызывал чувство отвращения – теперь же ей был в крайней степени приятен.

Рома, рассматривая то ее личико, то ножки в колготках, подмечал, что в этом мире нет ничего легче знакомств с противоположным полом. Как гром среди ясного неба открылось ему, что все-таки намного лучше относиться ко всему легкомысленно, нежели то, как делал он это раньше – копался и зацикливался на проблемах. Но все же основные лучики разума направлены были в сторону одной простой мысли: «как бы мне сойтись с ней поближе?».

12

В ту ночь Рома Зубренко дома так и не появился. Первый раз, когда он посмотрел на часы и вспомнил о своих обязанностях, было шесть утра. Рабочий день, как огонек в печке, лениво раскочегаривался, готовясь через мгновение залить все окружающее жаром и копотью.

Рома, которому годами довелось находиться в четырех стенах, теперь уж никак не хотел пропускать праздника жизни, и он спросил себя: «Почему бы мне не сходить в университет?» Подобного рода идея могла прийти человеку, который не только пил и гулял всю ночь, но еще и кемарнул часок под утро, отчего полностью потерял голову, стал пьянее и сумасброднее.

И, действительно, почему бы и нет – осоловевший Рома Зубренко в едином вальсе движений покачивался с людьми в электричке. На кончике его рубашки красовались кровавые брызги, а на ноге пятно, размером с рублевую монету. Меховой воротник, стянутый на шее золотой застежкой, был поднят и доходил до ушей. Рома зевал да улыбался, изучая спящих. Люди дремали по-разному: кто-то клевал носом каждые десять секунд, а кто-то бился щекой о стекло. Вот девушка открыла рот и пустила слюну. Мужик склонил голову на плечо другого мужика. Рома сиял, пока глазки его не начали слипаться тоже; он тряхнул головой и чтобы взбодриться переменил позу.

Он прикладывал максимум усилий для борьбы с потребностью, ибо боялся проспать свою остановку, но в конечном счете так и не смог обуздать эту силу. Сам того не понимая как, он сомкнул глаза. Минутное помрачение. Сквозь темноту ресниц предстал перед ним вагон, и вновь наступила тьма. Мысли его стали путаться, воспоминаниями поползли события прошедшей ночи, громкая музыка, улыбки, поцелуи – и вдруг чей-то женский голос врезался ему в сознание, ножом прорывая туман дремоты, и произнес до боли знакомое слово.

Рома подпрыгнул, схватил портфель и выбежал прочь. Это была его станция.

13

Первой парой стояла экономика. Практическое занятие проходило в маленькой аудитории с тремя рядами парт, где сидело семнадцать из восемнадцати студентов.

Преподаватель, Владимир Владимирович, был успешным и деловым человеком в возрасте тридцати пяти лет. Три дня в неделю он разъезжал по университетам, и всюду таская за собою багаж знаний, рассказывал истории из практики да поучительную теорию; в остальные дни он посвящал себя конференциям, решал самые сложные экономические вопросы региона, мотался по командировкам в разные страны, а также не забывал устраивать собственный бизнес.

И вот он, радостный и серьезный – оттого что занимается благим, даже несколько альтруистическим делом – пробегается по списку присутствующих.

– Братишкин?

– Здесь!

– Бесш… Бесху…

– Бэсшхумамедовъ, – как труба, раздался сердитый голос с последних парт. – Я здэс.

– Бесшхумамедов, значит, – сказал Владимир Владимирович, все так же покойно глядя в сидевшие на носу очки и занося отметку в тетрадь. – Прошу прощения. Так неаккуратно написано, что и прочитать сложно. Ладно, продолжим. Зубренко?

В ответ тишина.

– Рома Зубренко!

Студенты многозначительно переглянулись между собой: на первом курсе еще не принято прогуливать без причины. Владимир Владимирович поднял глаза, пробежался по лицам, и, не обнаружив своего любимца, хотел уже ставить «н» в графу пятерок, как посторонний звук отвлек его – дверь распахнулась, и в аудиторию ввалился непричесанный, с тремя расстегнутыми верхними пуговицами Рома Зубренко.

– Можно… – машинально сказал он и тут же запнулся, никак не припоминая имени преподавателя.

– Опаздываешь. Проходи.

Рома сделал было шаг в сторону последних парт, но мест там не оказалось. Чертовщина! На втором ряду тоже. Лишь на первом был выбор: расположиться перед самым носом Владимира Владимировича или же несколько сбоку.

Оба места были просматриваемыми, и Владимир Владимирович прекрасно видел, как Рома вскинул портфель на парту, как долго он туда глядел, копошился, и как в конце, не вытащив ничего, соединил руки в замочек и сел мертвецом.

14