– Поэтому я и предлагаю тебе объяснить все наглядно. Задачи там легкие, решаются в два счета, бояться их не стоит. И, вообще… полно тебе ломаться, ведь ты мне очень нравишься. Очень!
Оксана засияла. Глаза, брови, щеки, губы ее сложились в умиленную улыбку. Она посмотрела на Рому, как на маленькое чудо, и тотчас же расцеловала его.
Маленькое чудо было в своей черной дубленке и одной рукой держало Оксану за попу. Парочка летала в облаках, кидалась в друг друга белыми хлопьями, нежилась на пушистых подушках, хотя фактически двигалась по университетскому коридору, минуя кафедры, лаборатории и лекционные кабинеты; они были воодушевлены, они смеялись, рассказывали друг другу разнообразные истории и целовались.
Влюбленные часов не наблюдают: Рома и Оксана не заметили, как добрались до общежития. В вальсе страсти влетели они в лифт и чуть не растеряли там остатки рассудка. Их обоих до помешательства волновало лишь одно желание – любить друг друга. Дверь комнаты распахнулась. Башмаки прыгнули в разные стороны. Дубленка скользнула вниз и плюхнулась мертвой кучкой. Рома был повален на две сдвинутые скрипящие раскладушки. На него кинулась Оксана. Ее волосы залезли ему в лицо, но он собрал и отныне их придерживал, пока свободной рукой все ближе и ближе прижимал талию подруги. Футболки ударились о стену и снесли пару висящих фотографий. Рома не мог более лежать спокойно: какая-то железяка впилась и, в особенности сейчас, резала ему позвоночник. Он приподнялся, перекручивая Оксану, положил ее на спину. До него не сразу дошло, что придерживать волосы уже не представляет необходимости – и он повел дело двумя руками. Оксана изгибалась от прикосновений, млела под поцелуями; устремив пальцы в волосы, хватала и дергала его за кудри, но вдруг ни с того ни с сего выпучила глаза и, упершись ладошками в грудь, отстранила Рому.
– Стой, стой… Не так сразу… прежде мне нужно отлучиться, – сказав это, она перемахнула через Рому, чмокнула его в губы и со сверкающей искоркой в глазах спрыгнула с кровати. Все ее движения были резки и энергичны, как у кошки. Она скрылась за угол, щелкнула замком и затаилась. Раздался шум воды и ее, приглушенный толщей стены, голос.
– Не скучай там! Я быстро.
Рома ничего не ответил и зевнул.
Вода долго еще билась о каменную плитку. Долго еще за дверью происходили какие-то приготовления, о коих даже я, автор данного рассказа, ни сном, ни духом не ведаю. Но вот шумы стихли, задвижка грохнула, дверь отоварилась – Оксана, благоухающая цветами, в одном бежевом халатике, с распущенными волосами появилась на углу у кровати и вызывающе вскинула руки. Здесь же, в метре счастья, находился и Рома: он лежал на том же месте, прямо поперек сдвинутых раскладушек, одна нога его свисала на пол, другая была поджата под себя, укрыта одеялом; руки ушли под подушку. Он храпел с открытым ртом, временами переходя на свист. Вино и отсутствие сна дали о себе знать.
17
В благоговейной тишине затрещал будильник, который, прыгая с ноги на ногу, делился радостной вестью: нынче десять тридцать утра! Тяжелая лапа стукнула по будильнику, нащупала и пару раз вдавила кнопку, тем самым отложив очередной треск на сорок три минуты. Комок под одеялом пошевелился, высунул ногу и, причмокивая ртом как хомячок, засопел вновь.
Сия сцена повторилась в такой же последовательности, за небольшим исключением: будильник более не заводился.
В одиннадцать сорок, без двадцати минут полдень, две кудрявые ноги свесились с кровати. И кого же мы видим? – Наш Рома Зубренко! Он почесал взъерошенную голову, потянулся и поплелся к умывальнику.
Из ванны вышел совершенно другой человек – свежий, румяный. Он был в одном полотенце, мокрые кудри его прилипали ко лбу. Оставив за собой вереницу пяток, он остановился перед зеркалом и задрал руки. В отражении Рома увидел мускулистые плечи, шаром надутую грудь, приятно выступающие ребра, а также четыре ненавязчивых кубика на животе.
– Красавчик… Аполлон! – сказал он и, шлепая себя по груди, направился на кухню.
Рома поставил на плиту чайник, взглянул на часы. Время было половина первого. Получается, что первые две пары он проспал, на третью уже не успевал, а на одну, четвертую, и смысла не было ехать. Дома ему сидеть тоже не хотелось. Он потупил взор, поднес дымящуюся чашку ко рту и задумался: чем бы таким заняться сегодня?
18
На дворе вовсю цвел май. Трава уже никого не удивляла, а некоторых даже и раздражала. Выскочил одуванчик, за ним еще один, и через сутки их стало больше тысячи. Черемуха, яблони, вишни накинули на плечи белую шаль. Природа протянула радостную песню, и птицы засвистели с ней в унисон.