Читаем Черный квадрат. Стихи. Голоса в диалоге. Пьеса полностью

Сад Сэра Исаака Ньютона…

Из открытого окна мелодия Пёрселла[7],

Яблоко падает на парик головы Ньютона!

О! Оно отскочило от головы,

И он разгадал сакральную загадку земного притяжения!

И яблоко полетело дальше – и долго падало!

И снова отскочило, от чего-то – и падало, падало…

По теории притяжения Ньютона

Земля сделала 300 оборотов вокруг своей оси,

И яблоко упало в Германии

В руки великого труженика Эйнштейна.

Новая теория притяжения

Показала связь массы и энергии – E=mc2.

Эйнштейн был счастлив – взял в руки любимую

Скрипку (не рояль своей матери) и запел:

Яблочко! О, яблочко!

Играй, моя любимая скрипка, защити

Наши беззащитные головы! Упавшее яблоко

Ньютона подтолкнуло меня на создание новой физики!

О, витебская скрипка! О, корова с теленком

В утробе! Я – старый скрипач

Со скрипкой в руках и теориями физики в голове!

Лечу в синем небе! Кто я?

Он не понимал, кто он – физик?

Или музыкант? Его душа музыкальна,

Поэтична и романтична, как Шуберта-Шумана!

Или в его галактической голове только математика-физика?

Яблоко! Яблоко! Яблоко!

E=mc2 E=mc2 E=mc2

<p>Оси</p><p><emphasis>(четвертной сонет)</emphasis></p><p>Балерина</p>

Элегантный снежно-белый лебедь – это искусство,

Но не бессмертное,

Что нам известно из ее последнего танца

«Умирающий лебедь» —

Балерина на пуантах

Трясет ножкой –

Птица, аккуратно складывающая

Свои усталые крылья

С беспомощными перьями –

Но на пуантах.

И ее пальцы тянутся

К последнему белому маскараду –

«Готов ли мой усыпанный снегом костюм

Для сегодняшнего представления?»

Ее последние слова,

Анна Павлова[8] чувствует

Свое затруднённое дыхание,

Ждёт, С замираньем сердца, вздохнуть свободно,

Чувствуя, как трепещут ломкие крылья

Под поднятыми плечами.

И вдруг лебединые крылья –

Подталкиваемые светом – раскрываются,

И балерина-лебедь

Улетает в снежное

Бесконечное небо.

<p>Байрон</p>

Компьютерный язык Ada[9] назван в честь

первой программистки Августы Ады Лавлейс.

Энциклопедия Britannica

Английский лорд Байрон – его последнее

Паломничество – вдыхает бунтарский воздух,

Смотрит на берег Эгейского моря – 1824 год.

Бурные волны смывают песок,

Отблески костра играют на не по годам состарившемся

Лице поэта и его длинных седых кудрях.

Луна ушла за облака, становится совсем темно,

Лишь волны блестят флуоресцентным светом.

Поэт поддерживает греков и выступает

Против турков-поработителей.

Точно так же, как в свое время поддерживал в палате лордов

Рабочих, угнетенных английской индустриализацией.

И вот этой безлунной ночью

Он чувствует, что настал конец его

Бунтарским скитаниям,

И электрические лучи –

Магнетически-упрямо ставшими нежной отроковицей,

Прикасаются к нему!

Кио это? О боже! Его дочь? О нет! Берег так пустынен!

Но поэт слышит голос своей девятилетней дочери Ады,

Он мечтает о встрече с ней, поэт мечтает о поэтессе,

Но он никогда не узнает, что графиня Анна Финч –

Его хрупкая дочь – станет великим математиком XIX века!

Дочь лорда Байрона Ада не будет поэтессой,

Ей суждено быть физиком, последовательницей Паскаля,

Графиней Лавлейс, создательницей первой компьютерной

программы.

Используйте язык программирования ADA!

<p>Шансон</p>

Сонет в честь Эдит Пиаф

Мы любим Париж в любое время года —

Летом, зимой, ясной весной и туманной осенью,

Любим кружево Эйфелевой башни, огни Мулен Руж,

Загадочную улыбку Джоконды в Лувре.

В серебряной волне Сены отражается серый гранит Cit'e[10],

Каменный Нотр-Дам с девочкой Гюго и её козочкой,

Принадлежащие только Парижу улицы, восстановленные

С их химерами горгулий падающей воды.

Более двух столетий – никакой суровой Бастилии,

Лишь прямые улицы, проторённые во времена

Градостроителя Жоржа Эжена Османа[11]

Галоп мансард, парижская корона крыш.

Звуки Je t’aime ласточки-соловья Пиаф

Льются в небе и над фонарями ночных улиц,

Которые встают на дыбы, словно лошади,

Перед площадями в форме звезд!

<p>Золушка</p><p><emphasis>(реальная версия сказки)</emphasis></p>

Сын короля… его обращенные

к ней красивые слова никак не кончаются.

Шарль Перро[12]

Музыка затихает – часы бьют полночь,

Сын короля в расстройстве – он потерял девушку!

Бежит девушка в красном платье,

Пищат мыши-лошади и крыса-кучер с бакенбардами – басит:

«Прыгай быстро, как олень!»

Поторопись! Беги! Бесконечный красный ковер

Уходит вниз по лестнице,

Каблуки скользят! Красный шёлковый шлейф мешает!

«Меня ждут крысы-мыши с тыквой?»

Нет, нет! Все еще никаких крыс-мышей!

Только торопись! Беги к своей карете!

Но на ступеньке уже её красная туфелька:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное