Черный лебедь

Эмилиано не пошел на похороны отца. Он лишь сообщил матери по телефону, что у него все в порядке, но что он хотел бы некоторое время побыть один. А потом всю ночь и весь следующий день не вылезал из своей «Ланчи». Без остановок он пересек всю Швейцарию, весь север Франции и, приехав в Кале, погрузился на паром и переправился в Дувр.

Очутившись в Англии, Эмилиано тут же поехал в Лондон, куда явился совершенно измученный и разбитый. В убогой гостинице на Эбери-роуд он сразу свалился в кровать в своем номере, велев принести две бутылки виски. Он пил, надеясь впасть в глубокий сон, от которого лучше всего было бы вообще не проснуться, но сон не шел к нему. Эмилиано наорал на горничную, пришедшую, чтобы прибрать в номере, швырнул бутылкой в рассыльного, явившегося узнать, что случилось, и портье вынужден был вызвать полицию.

Потерявший рассудок от неимоверного количества виски, Эмилиано бросился на полицейского, который хотел урезонить его, и затеял с ним форменную драку. На помощь блюстителю порядка подоспел еще один полицейский, и вдвоем они скрутили его. И только в участке, куда его тут же доставили, крепкий сон наконец-то сморил его.

Два дня спустя дверь камеры открылась, и на пороге возникла массивная фигура монсеньора Бригенти.

— Только вы могли отыскать меня, — с усмешкой заметил Эмилиано.

У него за эти дни отросла густая щетина, рубашка была порвана, волосы растрепаны, но он снова владел собой.

Монсеньор Бригенти не стал терять времени на объяснения, каким образом он выяснил местопребывание беглеца и как ему удалось явиться сюда в столь короткий срок.

— Ты плохо выглядишь, мальчик, — сказал он без тени укора.

— Вы тоже не в лучшей своей форме, — заметил тот.

У прелата было серое усталое лицо и воспаленные глаза, как у человека, не спавшего несколько дней.

— Годы берут свое, мой мальчик. Все мы стареем, — ответил он.

— Чем могу быть полезен? — вызывающе спросил Эмилиано.

— Мне ничем, — сказал он. — А матери своей ты нужен. Так что собирайся, я отвезу тебя к ней.

По тому, как предупредительно обращались с ним полицейские, было ясно, что монсеньору Бригенти каким-то образом уже удалось замять дело, и через четверть часа они с Эмилиано покинули тюрьму.

Эстер ждала их в номере на третьем этаже отеля «Савой». Обнимая ее, Эмилиано словно бы увидел мать другими глазами — никогда она еще не была ему так близка. Впервые за многие годы в ее объятиях он почувствовал себя в безопасности. Мать не спросила его о причине этого неожиданного бегства, не стала выяснять, почему он оставил жену в Сен-Морице и не явился на похороны отца. Она лишь тихо сказала:

— Мне очень не хватало тебя.

— А мне тебя, — прошептал Эмилиано.

Он скрылся в ванной, чтобы привести себя в порядок, а поскольку не во что было даже переодеться, вышел оттуда завернутым в белую махровую простыню. Мать и сын мирно пили чай в ее номере и говорили о чем угодно, но только не о том трагическом событии, которое поразило семью. Убаюканный родным голосом матери, Эмилиано, словно ребенок, заснул прямо в кресле в гостиной. Эстер разбудила его и отвела в номер, заранее снятый для него. Он был так обессилен, что лег в постель и тут же уснул.

Проснувшись на следующее утро, Эмилиано нашел на стуле рядом с кроватью новое белье и костюм. В гостиной перед подносом с первым завтраком сидел монсеньор Бригенти. Эмилиано поздоровался с ним и поблагодарил за своевременное вмешательство и помощь в разрешении конфликта с лондонской полицией.

— Будем надеяться, что подобное больше не повторится, — ответил монсеньор, намекая на бегство Эмилиано.

— Думаю, что это исключено.

Себастьяно дружелюбно улыбнулся ему.

— Надеюсь, чашка кофе тебе не повредит, — сказал он, предлагая составить ему компанию.

— А где мама? — спросил тот, отрезая себе кусок кекса с изюмом.

— Она ушла, — сообщил прелат. — Но не за покупками. Она пошла на прием к известному кардиологу. Мне с немалым трудом удалось убедить ее сделать это.

— Как она себя чувствует? — забеспокоился Эмилиано.

Прелат поднял на него испытующий взгляд.

— Твою мать никогда нельзя было назвать здоровым человеком. Ты и сам это знаешь. А события последних дней не пошли ей на пользу. Вчера у нее был небольшой приступ. Приехал врач и выписал направление к кардиологу.

Эмилиано благодарно взглянул на этого человека, который заботился о здоровье его матери словно любящий муж.

— И что ты собираешься делать теперь? — спросил его монсеньор Бригенти.

— Хочу задержаться в Лондоне еще ненадолго, — ответил он.

— А как твоя жена? — осторожно осведомился прелат.

Эмилиано вытер губы салфеткой и бросил ее на стол.

— Все в порядке, — сухо сказал он. — Она обо мне не скучает.

Бригенти не стал углубляться в эту тему, хотя было ясно, что между Ипполитой и Эмилиано произошло что-то серьезное.

— А твой отец?

— При чем тут отец?

— Ты даже ничего не спросил о нем.

— Все в прошлом, — коротко отрезал Эмилиано.

— Не совсем обычный способ хранить память о своем родителе, — поднял брови прелат.

Эмилиано потемнел лицом.