Черный лебедь

Еженедельные визиты лейтенанта Штаудера на виллу «Эстер» не прошли незамеченными для местных жителей, и любовная связь между немецким офицером и зрелой синьориной Монтальдо сделалась предметом пересудов во всех домах. Рассказывали, что в то время, когда народ умирал с голоду, в гостиных виллы устраивались пиры из продуктов, привезенных офицером. Фигурировали сведения об обедах с икрой и шампанским, с дичью, тортами, с шоколадом и кофе. Самые ярые ненавистники считали Полиссену шпионкой на службе у вермахта. Были и такие, которые утверждали, что именно она донесла на доктора Поцци, за что он и был депортирован в Германию.

Полиссена не могла не знать о враждебном отношении к ней в поселке, но, как все невинные души, не представляла, до какой степени скомпрометировала себя. Микеле не раз предупреждал, чтобы она вела себя поосторожнее, но по простоте душевной она пребывала в иллюзии, что все эти домыслы не могут бросить тень на ее нежную любовь.

Войдя в аптеку купить лекарство для Анджелины, Полиссена даже не заметила недоброжелательных взглядов, обращенных на нее. Улыбнулась аптекарю, который дал ей таблетки стрептоцида, с мягкой любезностью попрощалась с ним и снова принялась колесить по лавкам в поисках лимонов. Но торговцы качали головой в знак отказа, вполголоса бормоча оскорбления. Они бы не дали ей того, что она спрашивала, даже если бы это у них и было.

В конце концов, видя бесполезность своих попыток, она решила обратиться к Моссотти. Подъехав к гостинице в полдень, Полиссена удивилась, найдя ее пустой.

— Ресторан закрыт? — спросила она.

Моссотти, как всегда, приветливо поздоровался с ней, улыбнувшись доброй улыбкой.

— Повариха заболела, — ответил он. — А девушка, которая прислуживает за стойкой, вывихнула лодыжку. Как видите, я остался один. Если могу быть полезен, я к вашим услугам.

— Наша Анджелина больна, — объяснила Полиссена. — Доктор велел давать лимонад, но найти лимоны сейчас невозможно.

Моссотти пошел в кухню и вернулся, неся три подсохших лимона.

— Они невзрачны на вид, но немного сока в них еще должно быть, — сказал он. — Это все, что у меня есть.

Полиссена была растрогана этим даром.

— Я бы не хотела показаться наглой, но не найдется ли у вас немного настоящего сахара? — поколебавшись, спросила она.

— Ради Анджелины мы сотворим и это чудо, — ответил трактирщик, доставая из-под стойки глиняный горшок.

Высыпал из него кучку сахара и завернул в синюю бумагу.

— Привет от меня дорогой Анджелине, — улыбнулся он, вручая кулечек Полиссене.

— Писем нет? — на всякий случай спросила она, хоть и знала, что это бесполезный вопрос.

Если бы для нее было письмо, Моссотти сразу передал бы его.

— К сожалению, нет, — серьезно ответил он.

— Почти два месяца, как я не имею известий от родственников, — пожаловалась она.

— Будьте уверены, что скоро они будут, — сказал хозяин траттории и задумчиво посмотрел в сторону, словно не решался что-то сказать.

— Вы что-то скрываете? — спросила она, обеспокоенная этой неожиданной переменой. — Вам известно что-то о них?

— Нет, у них все в порядке, — успокоил он. — А вот вам, синьорина, если позволите, я бы хотел дать один совет.

— Совет искреннего друга никому не помешает, — сказала Полиссена.

— Тогда возвращайтесь на виллу и никуда не выходите. Если вам что-то понадобится, передайте мне, и я постараюсь, по возможности, найти вам это!

— Но почему? — с удивлением спросила Полиссена.

Моссотти закусил губу, прежде чем ответить, и помедлил, подыскивая подходящие слова.

— Вы должны доверять мне, синьорина Монтальдо, — почти умоляюще сказал он. — Послушайте меня, и вы не раскаетесь. И еще. Не впускайте больше на виллу этого немецкого офицера. Вы меня поняли, не так ли?

Полиссена густо покраснела.

— Но что вы говорите, Моссотти, — залепетала она. — Я… Я не понимаю.

— Нечего и понимать, синьорина Монтальдо, — отрезал он. — Вопрос в том, принять или не принять дружеский совет. Власть немцев и чернорубашечников подходит к концу, — продолжал Моссотти, понизив голос, — и здесь с минуты на минуту начнется светопреставление, — прошептал он, приложив палец к губам.

Вошли двое, пожилой мужчина и женщина лет за тридцать, и оба как-то странно взглянули на Полиссену.

— Три лимона — это все, что у меня есть. Такие, к сожалению, времена, — повысив голос, сказал Моссотти, чтобы вошедшие слышали. — Передайте привет нашей Анджелине. Пусть побыстрее поправляется, — попрощался он.

Полиссена вышла из гостиницы в глубокой растерянности. Положив в корзинку, прицепленную за руль, сахар и лимоны, она села на велосипед и поехала по дороге, которая вела к дому. Солнце припекало, и вскоре она успокоилась, забыв о предостережениях Моссотти, отдавшись блаженству этого весеннего дня.

Она проехала совсем немного, когда в глубине улицы возникли силуэты немецких машин, которые оказались началом целой колонны. Полиссена затормозила, сошла с велосипеда и стала на обочине дороги. Придерживая его за руль, она пропускала мимо себя длинную колонну, которая с оглушительным шумом, поднимая пыль и отравляя воздух своими выхлопами, выезжала из Белладжо.