Черный лебедь

Раненых мы свезли в один дом, я послал людей в больницу за врачами. Если у Магомета нет возможности идти к горе, гора должна была сама приползти к нему. Врачей привезли, требуемые инструменты и оборудование подвозили по мере надобности. Я решал, я распоряжался, я рулил всей бандитской командой, до которой мне еще сегодня утром не было никакого дела. И братва слушалась меня. И вовсе не потому, что я мотал срок вместе с Прохором. Он приблизил меня к себе, но этого было мало. Нужно было на деле доказывать свою состоятельность. И я доказал, чему, надо сказать, вовсе не был рад. Но не все в команде воспринимали меня всерьез, многие держали меня за временщика. Впрочем, я и не пытался укрепить свою, в общем-то, призрачную власть. Да и Прохор скоро встал на ноги, взял бразды правления в свои руки. А я остался при нем «министром экономики».

2

Прохора хоронили с почестями. В эксклюзивном цинковом гробу, сверху отделанном красным деревом. Можно было обойтись без цинка, но Прохор сам завещал именно такой гроб. Ведь вся наша сила, все наше финансовое и моральное могущество держалось на цинке, который производил подконтрольный нам комбинат.

Комбинат остался, но Прохора больше нет. Сколько крутых разборок было на его счету, из скольких передряг он выходил с честью. Казалось бы, наступили более-менее спокойные времена. Комбинат с потрохами наш, конкурентов задавили, считай, на всех уровнях, деньги рекой текут в карман. Жить бы да радоваться. Ан нет, какие-то залетные отморозки нарисовались, шпана подзаборная, абсолютно ничего серьезного. Прохор таких всегда в два счета делал. И в этот раз бы сделал, если бы отнесся к ним чуточку посерьезней. На рожон полез, без подстраховки, на характер пацанов хотел взять. У тех и силы-то не было, одна беспредельная борзота. Увы, но этого вполне хватило для того, чтобы сделать один-единственный выстрел из «нагана». Отморозков засим смешали с дерьмом, ни один не уцелел, но от этого не легче. Прохор лежал в гробу как живой. Как будто отдохнуть прилег. Набальзамированный, наштукатуренный и во лбу замазка, неприметная для глаза и скрывающая небольшую дырочку. А в затылке дырища. Нет больше Прохора. И никогда уже не будет. Осталась только память о нем.

И дольше всех эту память будет хранить моя родная сестра. Лена три года жила с ним, родила от него дочь. Прохор любил ее, доверял ей, как самому себе, но так и не заключил с ней официальный брак. Не хотел афишировать перед законом свои с ней отношения, не хотел, чтобы она пострадала в случае его ареста. А состояние свое он ей оставил еще при жизни. Весь пакет акций, которым он владел, был оформлен на Лену.

Надо сказать, что и я не остался у разбитого корыта. Не за «спасибо» же я работал на Прохора, а если точнее, то на самого себя. Мой пакет акций не превышал восьми процентов, но я уже знал, как увеличить его. Как знал, что обязательно воспользуюсь представившейся мне возможностью. Мне бы не хотелось об этом говорить, но смерть Прохора развязывала мне руки. Если раньше я мог рулить заводом только из-за его спины, то сейчас мог управлять ситуацией напрямую. Да и в бригаде я теперь становился самым авторитетным боссом. Но меня сейчас это не очень-то и радовало. Не желал я Прохору смерти, и сейчас мне было по-настоящему больно.

Прохора всегда прельщали большие высоты. Он многого достиг, но вражеская пуля опустила его на два метра ниже земли. Такая вот она, эта жизнь. К чему-то стремишься, куда-то летишь стремглав, все выше, выше, а потом бац — и нет ничего, только вечная холодная тьма. Может, и не надо ни к чему стремиться. Это же известная истина: чем ближе к солнцу, тем больше опасность опалить свои крылья. Икар вон как с высоты звезданулся. Да и Прохор уже отлетал свое.

Майя мягко взяла меня под локоток.

— Обещай мне, что с тобой никогда ничего не случится! — требовательно, но со слезами на глазах сказала она.

Она любила меня. Любила так, что иногда я начинал мнить себя недостойным этой любви. А иногда мне казалось, что в этой любви скрыт какой-то подвох. На самом же деле никакого подвоха не было. Она просто любила меня, несмотря ни на что. И я любил ее. Даже не изменял. Ну, почти.

Я глянул на Майю, и меня вдруг охватила внезапная тревога.

— Лишь бы с тобой ничего не случилось.

— Что со мной может случиться? Под пулями я не хожу.

— Я тоже не хожу. Давно уже не хожу.

Какие могли быть пули, когда я давно сменил кожаную куртку на строгий костюм. И заседал я не в кафе и барах, а в офисе весьма солидной фирмы. И целый штат помощников в белых воротничках. И у Прохора был свой офис, он официально занимал пост генерального директора частного охранного предприятия, в сферу влияния которого входил металлургический комбинат со всеми своими потрохами. И Прохор уже стал забывать, что такое разборки. Но ведь появились же отморозки. А ведь мог появиться и киллер — по мою и его душу. Интерес к заводу проявляют очень серьезные структуры. Как бы не вспыхнула очередная война.

— Я очень за тебя боюсь.

Майя крепко вцепилась в мою руку.