Черный лед

Он направился к дому: Моника могла разослать своих наемников обыскать территорию, но сама она непременно пошла в дом. Ее инстинкты всегда работали великолепно — он мог только надеяться, что они недостаточно сильны, чтобы привести ее прямо к Хлое. Крохотный чулан трудно отыскать в темноте, и, если Хлоя все еще сидит там неподвижно и беззвучно, у нее остается шанс.

Оставить ей фонарик было дурацкой идеей, но он не мог вынести мысли, что она будет погребена во мраке, которого так страшится. И можно было только надеяться, что это маленькое проявление доброты ее не убьет.

Он издалека услышал их шаги. Они не делали попытки таиться, да и трудно было бы идти по свежевыпавшему снегу, не производя шума. Видимо, они рассчитывали его выманить. Он скрылся в тени и смотрел, как выходит из подвала Моника, сопровождаемая двумя мужчинами. У одного из них через плечо была перекинута Хлоя.

Она была без сознания, но не мертва. Если бы она была мертва, они бы бросили ее на месте. Он увидел на ее бледном лице кровь, к которой прилипли пряди волос, и понадобилась вся его многолетняя выучка, чтобы не сдвинуться с места, не издать ни звука. Он не мог рисковать, пытаясь застать их врасплох. Если он потерпит неудачу, Хлоя умрет. Он должен выждать.

Моника открыла дверь, и он впервые разглядел ее толком. В предрассветном сумраке видно было немного, но достаточно, чтобы понять, что эта скелетоподобная фигура была его бывшей любовницей. Пуля натворила много бед — неудивительно, что Монике захотелось убивать. Логика, по которой она выбрала Хлою, была извращенной, но неоспоримой. Если бы не Хлоя, все было бы решено в замке и не было бы той кровавой парижской ночи. Она позволила себе разозлиться на Хлою и тем ослабила свою защиту — и чуть не умерла из-за этого.

И в конце концов она умрет из-за этого, как только он сможет хорошенько прицелиться. А пока он не мог ничего — только следовать за ними и выжидать подходящий момент. Он слишком много раз подвергал Хлою опасности. Этот раз должен быть последним.

Весеннее утро было ясным и спокойным, снег таял под ногами, молодая листва на деревьях шелестела под малейшим дуновением ветерка. Еще одно мгновение — и он понял, куда они несут Хлою. Он должен был знать, что разум Моники безошибочно просчитывает все.

Старая заброшенная шахта.

Выбор был прост. Либо Хлоя мертва, и их предварительная разведка имела целью найти место, куда можно сбросить ее тело и где оно не будет найдено — особенно если они подожгут центральную усадьбу. Либо же они знали о ее страхах и несли ее туда специально, чтобы помучить.

Зная Монику, он склонялся ко второму варианту. Ее вряд ли заботило, найдут ли тело Хлои — она к этому времени давно будет вне досягаемости. И вряд ли она сбросит Хлою в заброшенную шахту, всего лишь пустив ей пулю в лоб. Он сомневался даже в том, что она оставит целым ее тело. Безумная ярость Моники требовала для жертвы все новых терзаний — как до, так и после смерти.

Пистолет удобно лежал в его руке, холодный, как были холодны его руки, как была холодна кровь в его жилах. Восходящее солнце плавило снег, но ледяной мороз в его сердце ничто не могло расплавить. Не думай о ней, приказал он себе. Сосредоточься на цели и не позволяй чувствам застить тебе дорогу. Единственный способ спасти Хлою — не колебаться. Ему необходимо было нарастить на себя ледяной панцирь рассудка, стать машиной и ничем более.

Но Хлоя расплавила лед, который служил ему опорой. Его броня исчезла, и впервые в жизни он испугался, что может проиграть.

Он бесшумно двинулся через лес. Даже палая листва не шуршала под его ногами. Как только он понял, куда они направляются, он принялся обходить их, чтобы добраться до места раньше и занять удобную позицию. Вход в старую шахту находился как раз под первым холмом — сейчас он зарос кустарником, был заколочен, заклепан цепью и заперт.

Нет, не заперт. Когда он производил рекогносцировку, родители Хлои были еще здесь, и вход в старую шахту оставался нетронутым. Сейчас же на его месте зияла черная дыра. Моника выяснила все, что ей было нужно: именно это было самым страшным кошмаром для Хлои.

Они приближались, не делая попытки заглушить производимый ими шум. Двое мужчин разговаривали на каком-то среднеевропейском диалекте — вероятно, на сербском. Бастьен разобрал всего несколько слов, и ему очень хотелось, чтобы рядом с ним была Хлоя — внимательная, разумная, понимающая, кажется, все языки на свете. Она бы перевела ему.

При дневном свете узнать Монику было гораздо трудней. Она обрила голову — он не знал, было ли это требованием моды или хирургии. Одна сторона ее лица была полностью изувечена: пришлось удалить часть лицевой кости, когда извлекали пулю, а времени для восстановительной операции не было. Она выглядела, как отвратительный призрак себя былой — до ужаса тощая, до ужаса безумная.