Черный легион

– Запугали всю секретную службу Италии. Вы слышали приказ, унтерштурмфюрер Фройнштаг?!

– Но это мое личное оружие, – возмутилась Лилия. – Я не расстаюсь с ним с тех пор, когда вступила в «Союз германских девушек». Небольшой швейцарский пистолетик.

– Подарок Кальтенбруннера.

– Этого могли бы и не знать. В случае ареста заявлю, что вы не могли догадываться о его существовании.

«Значит, действительно Кальтенбруннера?! – мельком взглянул на нее Скорцени. – Интересно, Фройнштаг, интересно… Я-то думал: слух. Хотя… всуе такие имена не упоминаются».

– Все обойдется, господа. Вижу того, нашего, офицера, – вовремя разрушил установившееся неловкое молчание Родль.

Скорцени всмотрелся в едва различимые фигуры карабинеров у шлагбаума. Он никогда не жаловался на зрение, но мог поклясться, что с такого расстояния Родль не в состоянии был определить, какая из них принадлежит офицеру, на которого они рассчитывали. Тем не менее замысел адъютанта понял и оптимизм его развеивать не стал.

Рим все еще контролировался войсками, верными королю и маршалу Бадольо. Однако с появлением на севере Италии свергнутого премьер-министра Муссолини его сторонники в Центральной и Южной Италии резко активизировались. И теперь страна пребывала в каком-то сомнамбулическом сне всеобщей политической неразберихи, ликвидировать которую могли или окончательный захват власти войсками, верными дуче, или приход англичан и американцев. Впрочем, осуществлению операции «Черный кардинал» эта неразбериха не мешала. Скорее наоборот.

21

– Что, господа офицеры?! – возникла в просвете двери рослая фигура Рашковского. За спиной у него стояли два таких же плечистых полицая. Дверь оставалась открытой, и Громов заметил, что за ней затаился еще некто четвертый. Похоже, что в этот раз Рашковский подстраховался надежно. – Есть время отвести душу? Где бы вы еще поагитировали друг друга? Интересно, кто кого и куда склонил: вы теперь оба за беляков? Или оба за красных?

Он стоял, покачиваясь на носках, – широкоплечий, довольный собой. И руки его властно лежали на подвешенной на немецкий манер, слева на животе, кобуре.

– Ты, конечно, пришел переагитировать нас за немцев? – спокойно спросил Громов. – И ясное дело – убедишь?

– Нет, – хищно оскалился Рашковский. – Больше агитировать не буду. С детства мне запомнилось… Через наше село проходил большой отряд махновцев. Так вот, на тачанке у них лозунг был: «Бей красных, пока не побелеют, бей белых, пока не покраснеют!» Потом я видел тысячи лозунгов и призывов. Но больше всего запомнился именно этот. И сейчас я думаю, что с благословенной помощью немцев мы, собственно, тем и занимаемся, что воплощаем в жизнь лозунг незабвенного батьки Махно, царство ему небесное. Объединив усилия, вот так, помаленьку, не спеша, перевешаем и слегка побелевших красных, и сильно покрасневших белых. А, господа офицеры, как вам такая «светлая» перспектива?

«Да он же ненавидит и тех и других?! – открыл для себя Беркут. – Успел стать правоверным фашистом? Или просто ненависть ко всему, что выше его понимания?»

– Нет, Рашковский, после всего, что я узнал о вас, на дуэль я бы вас не вызвал, – неожиданно произнес Розданов. – Честной дуэли вы просто не достойны. Я бы пристрелил вас как собаку, из-за угла. Не замарав при этом чести офицера.

Рашковский метнулся к Розданову, но, заслонив белогвардейца, Беркут успел перехватить сначала правую руку полицая, потом блокировать удар левой, которым Рашковский пытался достать поручика уже из-за его предплечья. И сразу же крикнул растерявшимся полицаям: «Стоять! Не вмешиваться!»

Натолкнувшись на эту неожиданную преграду, Рашковский отскочил и выхватил пистолет. Казалось, уже не существует ничего такого, что могло бы остановить его. Но все же выстрелить он не решился. Вместо этого снова взорвался:

– Пристрелю, шваль дворянская! Офицерье вонючее!

– Но ведь ты тоже офицер, – как можно спокойнее напомнил ему Беркут.

– Офицер, да не вашей офицерской породы! Думаете, не догадываюсь, как бы вы надо мной измывались, если бы ваша взяла?! Но пока что взяла моя!

– Ты хотел что-то сказать, Рашковский. Розданов перебил тебя, извини. Я слушаю, – попытался окончательно успокоить его лейтенант.

– Подожди – дождешься! Я еще поговорю-поворкую с вами. Только не здесь и по-иному. Эй вы, – обратился к полицаям, – эту шваль – ко мне! По одному! Волоком по земле! Сначала этого, недобитого белого, – он нервно помахал пистолетом перед лицом Беркута, хотя речь шла о Розданове. – А потом и красную вшу, – добавил уже из-за порога. – Ну, кому сказано?!

22

У входа в папский город Скорцени купил небольшой буклет-путеводитель по Ватикану.

«Папа римский, – было сказано в нем, – является епископом Рима, викарием Иисуса Христа, преемником святого Петра, высшим главой вселенской церкви, патриархом Запада, примасом Италии, архиепископом и митрополитом Римской провинции, сувереном города-государства Ватикан, рабом рабов Божьих».

Последний титул, «раб рабов Божьих», показался Скорцени слишком сомнительным, чтобы воспринимать его всерьез, тем не менее…