Черный легион

Последние километры в машине царило веселье. Катарина рассказывала, как, используя те несколько минут, которые они стояли у мотоцикла, капитан успел предложить ей позавтракать, пообедать и поужинать в трех разных местах, заявив при этом, что не женат. И что такая жена, как она, ему в самый раз.

– Итальянцы, что с них взять, – охотно поддержал ее Скорцени. – Нам с вами, немцам, их не понять.

– Но-но, среди немцев тоже немало пылких мужчин, – улыбнулась Катарина. И лишь спустя полминуты вдруг спохватилась: – А почему вы и меня причислили к немцам, доктор Рудингер? Только потому, что неплохо говорю по-немецки?

– Потому, что говорите вы на отменном немецком диалекте Южного Тироля, – улыбнулся в ответ Скорцени, впервые оглянувшись на Катарину.

– Да? Любопытно. Кто бы мог подумать. Даже не подозревала об этом, – не смогла скрыть своего огорчения Катарина. – Это… плохо? Тирольский диалект режет ухо берлинцев?

– Диалект как диалект. Мне, неотесанному австрийцу, он даже кажется изысканным.

– Очевидно, виноват учитель. Кроме того, я действительно какое-то время жила в одном из городков Южного Тироля. Этого признания вы добиваетесь от меня?

– Не только.

– Биографию пересказывать со дня рождения?

– Не хорохорьтесь, Мария-Виктория Сардони, не хорохорьтесь, – презрительно метнула в нее взглядом Фройнштаг.

– Ладно, не будем возвращаться в милое нашим сердцам детство, – избавил Скорцени Марию-Викторию от дальнейших объяснений.

– Принимается, – озорно рассмеялась Катарина.

На вилле они расстались все в том же возбужденном состоянии. Поднимаясь по лестнице, Фройнштаг и Катарина беззаботно болтали. Скорцени слышал, как Лилия предложила ей спуститься в ванную, пообещав, что прикажет дворецкому приготовить бассейн.

– Бассейн – седьмое чудо виллы Кардьяни, – согласилась Катарина.

– Жду вас внизу.

* * *

Через два часа, когда уже начало темнеть, в дверь комнаты Скорцени постучали. Это был Штубер. Он вошел с открытой бутылкой вина. Мрачный, чем-то основательно расстроенный.

– Позволите, штурмбаннфюрер?

Скорцени поднялся с кровати и, предложив Штуберу кресло, молча обулся.

– Где сейчас наши дамы, гаупштурмфюрер? – спросил он, когда с обуванием было покончено.

– В ванных комнатах. Фройнштаг допрашивает вашу спутницу.

– Следовало бы подстраховать ее.

– Кого: Фройнштаг или Сардони?

– Очевидно, обеих, – согласился Скорцени.

– Я спускался. Незаметно. Две озверевшие истерички. Это невозможно выдержать.

– Дерутся?

– Этому невозможно найти определение. На всякий случай я выставил часового. На выходе, у лестницы.

– Отдадим должное Фройнштаг. Делая это, она избавляет от излишних истерик нас, – проговорил Скорцени, подставляя бокал для вина.

– Мне приходилось видеть эсэсовок. По меньшей мере десятерых. Ни одна из них не идет ни в какое сравнение с Фройнштаг, – согласился Штубер.

– В каком смысле?

Штубер задумчиво рассматривал бокал с розоватым напитком.

– Во многих.

– В таком случае оставим эту тему, гауптштурмфюрер, – отрубил Скорцени.

– Если она неприятна для вас… – пожал плечами Штубер.

– Еще там, в Берлине, после операции «Дуб», вы прорывались ко мне на прием. Речь, надеюсь, шла не о Лилии Фройнштаг?

Штубер еще несколько мгновений рассматривал содержимое своего бокала. Ему нужно было время, чтобы достойно стерпеть щедро отвешенную пощечину.

– Разговор представлялся посерьезнее. Хотелось вместе подумать о судьбе моего батальона «Рыцари рейха». Ситуацию на Восточном фронте вы знаете.

– Считаю, что да.

– Следует решить, как лучше использовать его.

– Боитесь, что вашему батальону не найдется места на фронте? – все еще мелко мстил ему Скорцени. Впрочем, как представлялось Штуберу, месть этого человека никогда не была мелкой. – Не протолкаетесь к передовой?

– Если вы считаете, что моих парней лучше всего использовать в качестве окопных вшатников, – тогда проблемы не существует.

– Вы отлично знаете, как я отношусь к диверсионной элите, гауптштурмфюрер, – Скорцени залпом осушил свой бокал и снова наполнил его. – Только суровая реальность войны не позволяет мне спасти от передовой сотни храбрейших, прекрасно обученных коммандос.

– Понимаю…

– Вернемся к этому разговору завтра, Штубер, – прервал его Скорцени, услышав в коридоре шаги Фройнштаг. За то время, которое они провели на вилле, он уже научился отличать ее женско-плацевую походку от походок всех остальных обитателей. – Оставьте нас наедине.

– Разумеется, разумеется, – вежливо извинился Штубер, предусмотрительно забывая бутылку на столе. «Как не вовремя появилась эта Фройнштаг! Какой мог бы получиться разговор!»

57

Фройнштаг была одета по-мужски: в черные брюки и черный свитер. Короткие светло-рыжие волосы уже почти высохли, хотя на щеках еще были видны капельки то ли воды, то ли пота, которые Лилия почему-то не смахивала.

Обойдя Скорцени, она налила себе в бокал вина, даже не поинтересовавшись, чист ли он, одержимо опустошила его и лишь тогда, глядя в окно, сказала:

– Вы были правы, мой штурмбаннфюрер. Эта пигалица не просто жила в Южном Тироле, она и родом оттуда.

– Само по себе это еще не преступление.