Черный легион

Майор же, наоборот, продолжал в упор смотреть на него, искажая и без того обезображенное широкоскулое лицо гримасой, которая, очевидно, и должна была символизировать презрительную улыбку. Он докурил сигарету и теперь сидел выпрямившись, демонстрируя необычную выпуклость своей гренадерской груди под растерзанной гимнастеркой. При его небольшом росточке грудь эта казалась непомерно громадной и неестественно мощной.

«В военкомате проморгали. Таких обычно направляли в подводники, – совершенно не к месту подумалось генералу. Сработала привычка командира: с ходу оценивать, прикидывать, кто на что из солдатиков пригоден. – Разве что он из разведки флота?»

– Что ж, – резко поднялся Власов. В ту же минуту дверь распахнулась и в комнату вошли часовой, а вместе с ним – Штрик-Штрикфельдт и Деллингсхаузен. – В таком случае вы умрете, оставаясь при своих убеждениях. Точнее, каждый из нас умрет, оставаясь при своих убеждениях.

– Не согласен, – поднялся вслед за ним Погостин, – Вы, как всякий дезертир, как трус, подло бросивший свою армию, будете умирать, не отягощенный никакими убеждениями.

Власов окинул его презрительным взглядом, словно перед ним стояло что-то гадкое, и пошел к двери. Часовой ступил вперед, заслоняя командующего и преграждая путь Погостину.

– У меня было намерение не спешить с вашим расстрелом. Отправить в лагерь, дать возможность поразмыслить, так сказать, на досуге… – остановился Власов в проеме двери. – Но понял, что это было бы воспринято как покушение на непорочность ваших убеждений. Поэтому, капитан Штрик-Штрикфельдт, в гестапо этого наемного убийцу.

– Зачем же в гестапо, господин генерал? – вдруг потянулся вслед за ним майор. И Власов почувствовал, что игра в гордые фразы кончилась. У арестованного явно сдавали нервы. – Мы, русские, могли бы разобраться между собой. Прикажите расстрелять прямо здесь. Или сами пристрелите. Как офицер офицера.

Власов злорадно ухмыльнулся. Оба немецких капитана стали свидетелями того, как он сумел переломить подосланного убийцу, большевика, комиссара. Это хорошо. Это льстило ему.

– В гес-та-по его, – с сатанинским злорадством процедил генерал. – И проследите, чтобы потом, со временем, я сказал «со временем», – подчеркнул он, давая понять, что просьба его заключается в том, чтобы мучения майора длились как можно дольше, – стоя перед виселичной петлей, он молился на нее, словно на Божью милость.

45

– Господин рейхсфюрер, – появился на пороге адъютант Гиммлера. – Они прочли.

Лицо его должно было бы в эти минуты просиять, если бы только оно способно было на подобные метаморфозы.

– Кто и что? – устало спросил Гиммлер.

Он задал этот вопрос лишь потому, что знал: его адъютант-порученец все равно не станет вдаваться ни в какие подробности, пока не убедится, что заинтересовал шефа, мало того, пока не услышит конкретный вопрос. Брандт не догадывался, что именно это качество в начале службы у Гиммлера чуть было не привело его к свержению с Олимпа. Во всяком случае рейхсфюрер начал серьезно подумывать о его замене.

Спас его, сам того не подозревая, астролог профессор Пацингер, возглавлявший секретный астрологический институт СС. Это он во время одной из «личных расшифровок» гороскопа посоветовал рейхсфюреру до поры никого не менять из своего ближайшего служебного окружения.

– Об этом доложит штандартенфюрер СС господин Рейнарт.

Приземистый тучный штандартенфюрер входил в кабинет, будто в клетку со львом. Его массивное, увешанное жировыми складками лицо покоилось на округлой груди, словно пушечное ядро, застрявшее в панцире кирасира.

– Мы сумели расшифровать военно-морской код американцев и прочесть все радиоперехваты, касающиеся переговоров «Большой тройки», – на ходу объяснял Рейнарт. При этом он шел к столу, набыченно опустив голову и глядя куда-то в сторону, как бы через плечо.

Гиммлер всегда остро подмечал особенности поведения людей. Его память давно превратилась в своеобразное досье «повадок чинов СС», и некоторые подчиненные, зная это, часто напоминали ему о том или ином человеке, высвечивая его персональную причудину. Особенно удачно пользовался этим сам Брандт.

Однако сейчас Гиммлеру было не до экзотики.

– Что вы сказали? – поднимаясь, он так наваливался на стол всей своей щупловатой фигурой, словно тщился опрокинуть его.

– Вот расшифровка радиоперехватов, – штандартенфюрер положил на стол несколько листиков и лишь тогда с трудом приподнял голову, переваливая ее с груди на короткую, непомерно тучную шею. Несколько шагов назад он попятился с чувством выполненного долга.

– И что? – ткнул пальцем в эти бумажки Гиммлер. – Что там? – спросил он голосом человека, которому положили на стол глиняные таблицы с шумерскими текстами.

– Они решили остановиться на Тегеране, господин рейхсфюрер.

– На Тегеране? Почему?

– Это надо читать, – назидательно проговорил штандартенфюрер, пожимая обвисшими пудовыми плечами. – И выяснить. Важно, что теперь мы знаем: они остановили свой выбор на Тегеране.

– Да, это важно, штандартенфюрер. Вы даже не представляете себе, насколько важно.