Черный легион

Титул Курбатова он всегда произносил с завистью. Как и титул фон Тирбаха. Не мог простить своим предкам, что за всю многовековую дворянскую родословную так и не сумели добыть хотя бы титул барона.

– Как это понимать, князь? – появился Кульчицкий буквально через несколько мгновений. И Курбатов ощутил, что из комнаты, в которой осталась Ксения, потянуло вечерней лесной влагой.

Он молча взглянул на подъесаула.

– Вы дали ей уйти, – процедил Кульчицкий, – а после этого устроили спектакль?

Курбатов, а за ним Иволгин и Власевич бросились в комнату, подбежали к открытому окну.

Они видели, как по опушке леса бежала совершенно нагая девушка. Даже отсюда, издалека, тело ее казалось чарующе прекрасным.

– Да от вас женщины убегают, Кульчицкий! – рассмеялся Иволгин.

– Она была прелестна и нежна, – продекламировал Власевич, выхватывая пистолет.

– Отставить, – резко отбил его руку Курбатов. В ту же минуту выхватил пистолет Кульчицкий. Выстрелить он не успел. Это сделал стоявший на посту Радчук. Заметив девушку уже на опушке, он пробежал вслед за ней несколько метров, но, поняв, что не догонит, скосил автоматной очередью. Курбатов видел, как подсеченная пулями девушка вознеслась вверх, словно стремилась воспарить над грешной землей, и, распластав руки, упала на куст. На тот самый, на котором совсем недавно лежало тело ее жениха.

Какое-то время все мрачно молчали, глядя на неподвижное тело оголенной сибирячки.

Чолданов положил руку на плечо Курбатова.

– Не стоило бы, конечно, понимаю, но… Да упокоится душа ее мятежная. Сибирь велика.

– Спор решен не в нашу пользу, господа, – согласился Кульчицкий.

– Погибла прекрасная русская девка, – возмутился Власевич, – а вы рассуждаете у ее тела, словно стоите на скотомогильнике. Пора уходить, командир. Кончилась наша таежная побывка.

4

– Я тот самый монах, которого вам рекомендовал папский нунций, – ровно в двенадцать, минута в минуту, появился на пороге резиденции архиепископа этот редкой мужской красоты двадцатипятилетний сицилиец.

– Проходите, садитесь. Нетерпеливо жду вас.

– Вообще-то я имею честь представлять здесь, на севере, интересы ордена христианских братьев. Но, придя вам на помощь, не буду представлять никого, кроме самого себя. Такие мои полномочия вас устраивают?

– Вполне, – растерянно заверил его Ориньяк после некоторого бессловесного замешательства.

– Ваше согласие избавляет меня от необходимости отвечать на массу ненужных вопросов. Я всегда очень ценю это.

– Насколько я понял, вы собираетесь каким-то образом помочь мне?

– Хотите сказать, что в вашем случае куда больше подошел бы кто-нибудь из известных адвокатов? – едва заметно улыбнулся гость.

– Не могу знать, что именно вам известно о нем, но мне-то хорошо известно, что дело мое довольно… щепетильное. Самое страшное в нем – огласка. Любая, пусть даже незначительная огласка.

– И, понимая это, вы всерьез предполагаете, что помочь вам способен кто-либо из тех известных адвокатов, которых вам могут посоветовать? – мило улыбнулся монах.

Хотя он и явился в хорошо подогнанном цивильном костюме, однако выправка у него была явно офицерская. У Ориньяка язык не поворачивался называть его монахом. Тем не менее архиепископ запомнил, что превыше всего гость ценит умение не задавать лишних вопросов.

– Разве что вы настолько искушены в юриспруденции.

– Мой вам совет: в подобных случаях всегда обращайтесь к монахам ордена христианских братьев. И вам нечего будет бояться огласки.

– Как вас зовут?

– Монах Тото. Перед вами бедный, вечно молящийся монах Тото из ордена христианских братьев. Всего-навсего.

Ориньяк прекрасно знал возможности этого малопопулярного монашеского ордена, значительно уступавшего по своей мощи и влиянию орденам иезуитов, бенедиктинцев и даже доминиканцев. Поэтому готов был воспринять совет монаха как шутку. Или издевательство. В зависимости от того, сколь долго продлится эта комедия.

– Впрочем, мы тоже не обходимся без адвокатов, – решил внести некоторую ясность Тото. – Один из них как раз и займется вашими молитвами о снисхождении Божьем. Особенность в том, что он будет нанят не вами, а нами. Орденом. И гонорар его определен в довольно скромную, давайте говорить прямо, сумму. Которую вам следует вручить мне. Лично мне. Послезавтра.

Он достал из нагрудного карманчика листик с указанной суммой и положил его на стол перед архиепископом. У того брови полезли к венчику волос на голове. Сумма действительно была… мизерной! Чисто символическая сумма, которую, учитывая характер дела, даже стыдно было произносить вслух.

– Вы, очевидно, ошиблись, – дрожащим голосом произнес Ориньяк.

– Что вас смущает?

– По-моему, вы забыли дописать как минимум три ноля.

– Три? – переспросил монах. – Вы так считаете? Приятно знать, что вы сами установили цену, – ослепительно улыбнулся монах из-под коротких, явно немонашеских усов. – Это избавит нас от ненужных тонкостей. Уверен: адвокат не станет возражать. Он ценит волю клиента. Но срок оплаты, заметьте, остается тем же.