Читаем Черный легион полностью

Черный легион

– Чего мы тянем, князь? – спросил Чолданов, нервно взмахнув топором. – Уходить пора. Нагрянут.

– В жизни случаются минуты, когда нетерпеливых просят или молчать, или молиться. Так что выбирайте, штаб-ротмистр. А с тобой, сатана, – обратился он к Гурдашу, – и разговор будет сатанинский.

Выстрелом в упор он свалил милиционера, другим добил лежавшего на земле Никифора.

– Сыну своему сам руки отрубишь или будешь смотреть, как неумело это будут делать другие? – спросили людолова.

Тело Никифора подтянули к ближайшему пеньку, положили на него кисти его рук и подвели отца.

– Еще раз спрашиваю, сам рубить будешь?

– Ик как жеть сына-то свово?! – Курбатов заметил, как почти мгновенно постарел Гурдаш. Лицо осунулось, спина старчески ссутулилась, руки дрожали так, словно его голым выставили на сибирский мороз.

– Не желаешь, значит?

– Так ведь нелюди вы…

– Это, выходит, мы нелюди? – уперся лезвием кинжала в его подбородок штабс-капитан Иволгин. – А ты – ангел?

– У нас действительно нет времени, Гурдаш, – спокойно молвил Курбатов. – Каждому воздается по делам его. У тебя было много способов зарабатывать себе на хлеб. Ты избрал наиболее страшный – иудин. Да еще и над трупами измывался.

– И сына этому же учил, – добавил Иволгин, которого обвинение в нелюдстве задело больше остальных.

– Отрубив руки, снимешь с него часть греха, – философски рассудил Радчук. – Зачтется, что предстанет перед Господом без обагренных чужой кровью рук.

– Без обагренных чужой кровью… Перед Господом, – бормотал Гурдаш, и бормотание его было похоже на молитву безбожника, не знающего ни одного слова из тех, настоящих, освященных Святым Писанием молитв.

Перс выдернул из-за ремня, которым был подпоясан его ватник, прихваченный у Гурдаша топор и решительно направился к телу Тимофея.

– Постой, – не выдерживает людолов. – Постой. Не торопись.

– Так ведь он мертв.

– Сын.

– Но не живого же, – заметно стушевался Перс.

– И знайте, что он делает это впервые, – заметил Курбатов. – Еще неизвестно, насколько мудрено это у него получится.

– Стой! – вновь не выдерживает Гурдаш, видя занесенный над своим сыном топор. – Не трожь! Сам.

– Точно?

– Отступись, нехристь! – вошел в ярость людолов.

– Только не вздумай дурку валять, кныш перченый, – неохотно отдал свое орудие Перс, сразу же благоразумно отступив за ствол ближайшего дерева.

Остальные сделали то же самое. Только Курбатов, как ни в чем не бывало, продолжал стоять в двух-трех шагах от него, положив одну руку на кобуру, другую на ремень.

Он же был единственным, кто не отвернулся и даже не закрыл глаза, когда Гурдаш отрубал руки сына.

82

Сделав свое страшное дело, людолов опустился у пня на колени, припал челом к окровавленным кистям сына и громко, по-волчьи, взвыл.

– Прекрати! – заорал на него Перс, но Курбатов предостерегающе поднял руку. – Я сказал: прекрати! – почти зарычал Перс, бросаясь к Гурдашу.

– Стоять! – резко осадил его Курбатов. Хотя и понял, что Перс принадлежит к людям, решительно не переносящим слез и причитаний. К которым никогда не принадлежал он, Курбатов. Уж он-то умел оставаться хладнокровно-спокойным в любой ситуации. Вытье продолжалось еще минуты две.

– Хватит, Гурдаш, – твердо молвил князь, решив, что времени для прощания было достаточно. – Оттащи тело сына и руби руки милиционеру.

– А может, хватит уже вершить это кровавое палачество? – подвели нервы штабс-капитана Иволгина.

– Делай, что велено, – стоял на своем Курбатов.

Людолов окончательно затих. Поднялся, взял топор. Покорно, с абсолютным безразличием, подтянул милиционера за шиворот к пню. Его руки он рубил так, словно это были сухие ветки для костра.

– Перс, твоя очередь, – скомандовал Курбатов, когда экзекуция была закончена и топор выпал из руки Гурдаша.

– Почему моя? – вдруг заартачился Перс.

– Так что, мне прикажешь?

– Он, конечно, душегуб…

– Остановимся на том, что он душегуб. И должен быть наказан. Радчук, Чолданов…

Диверсанты молча бросились к старику, повалили его на землю, прижали головой к пню.

– Так что, живому? – на удивление спокойно, деловито уточнил Перс, вовремя придя в себя и поняв, что участи палача ему не избежать. – Живому – это другое дело.

Не обращая внимания на рычание Гурдаша, он так же спокойно, как недавно рубил сам Гурдаш, отсек одну руку, потом другую. И дважды рубанул по стопам ног.

Изуродованного, потерявшего сознание, людолова отнесли к ближайшей сосне и положили на две, тянувшиеся к земле, ветки. Рядом на деревьях оказались его сын и милиционер.

– Кажется, все по своим местам, а, штаб-ротмистр Чолданов?

– Мы потеряли тьму времени, – брезгливо огрызнулся тот. – Нужно было уходить.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы бегать по тайге, – мы ведь не беглые, – а для того, чтобы вершить суд.

– Столь же неправедный, как тот, который вершили здесь до нас эти казненные.

– А кто сказал, что суды бывают праведными? – задумчиво произнес Курбатов. – Нет и не было никогда… праведных судов.