Черный Леопард, Рыжий Волк

– Король? Вот уж Король так Король. Вы лицо его видели? Знаете, что за вкус у него во рту? Он еще гадостнее, чем дерьмо фехтовальщика. Это ваш Король? Будем звать его Кхози, нашим львом? Осеним его королевскую голову кафунда? А щиколотку его украсим тремя медными кольцами? Мы должны будем созвать исполнителей песен мунди и матуумба и все барабаны. Позовем и ксилофон? Созовем вождей всех земель к нему на поклон в красной грязи? Не вырвать ли мне клок волос из своей головы и не воткнуть ли их в его лысину? А тебе-то какое до этого дело, речная нимфа? Это ложная королева отыскивала вас? Или вы искали ложную королеву? Она говорила вам, как славно будет, когда Король вернется к славной материнской линии? О, мама, я колочу по своему щелевому барабану[55], чтобы он поведал тайну моей большой вагины – nkooku maama, kangwaana phenya mbuta[56]. Вы поверили плохому оракулу, Сестра короля. Ваша ngaanga ngoombu[57] обманывала вас. Забивала вам голову нечестивым золотом. Вам бы предсказателя с лозой призвать. Вместо этого вы окружили себя женщинами, каких даже женщины забыли. Взгляните на него, того, кого вам прочат в Короли. Он еще ниже, чем вот это.

Аеси указал зеленым кинжалом на меня.

– Мой мальчик станет Королем, – заявила Сестра короля.

– У севера уже есть Король. Вы сами-то видели своего сына? Откуда вам, вы ведь своего сына никогда и не знали. Обратите сейчас же на него свой взор. Если демон в обличье зверя обнажал свой сосок, дитя тут же хватался за него и сосал. Вы, Следопыт и тот бледнокожий, вы обещали доставить мальца, и вы его доставили. Что вам надо? Денег? Ракушек каури того же веса, что и ваши тела? Эта женщина с ее мелкой речной нимфой обманывали вас – сколько раз? Хотя бы сейчас скажите здесь правду. Вы верите всяким их историям? Нет. Иначе ты, по крайней мере, попытался бы метнуть тот топорик. Кинжал у ее горла – если бы предстояло мне убить ее прямо сейчас, вы бы даже и глазом не моргнули. Соголон знала: нельзя доверять людям, кому нечего терять. Жаль, что постигла ее такая смерть. Жалею, что видел это.

Я расслышал снаружи топот марша, марша, что высадил двери и зашел в дом. Мосси тоже это услышал. Он глянул на меня, и я кивнул, надеясь, что это выразило то, чего я не знал.

– Оставьте ребенка здесь, потом ступайте, обещаю: когда встречу вас в следующий раз, то встреча будет за доло, за супом, и на ней будет весело, – сказал Аеси.

– Мне с трудом верится, что вы способны хоть на какое-то веселье, – заметил Мосси.

– С большим удовольствием поболтал бы с вами еще о вашей вере в вашего одного бога. Сам я встречался с таким множеством богов.

– Встречался и убивал их, палач богов, – бросила Сестра короля.

Аеси засмеялся:

– Ваш друг Следопыт говорил, что он не верит в верование – я это тоже учел. Думаете, он верит в палача богов? Для этого ему пришлось бы сначала поверить в богов. Ты заметил, Следопыт, что никто больше не поклоняется? Мне известно, что ты не веришь в богов, зато ты знаешь многих, кто верит. Разве не заметил ты, что все больше и больше люди от земли похожи на тебя – и женщины тоже? Ты имел дела с колдунами и шаманами, но когда в последний раз ты видел пожертвование? Принесение в жертву? Святилище? Женщин, собравшихся для восхваления? Етить всех богов, говоришь ты. Я слышал тебя. И – да, пусть обделаются, нынче век королей. Ты не веришь в верование. Я придаю верование казни. Мы одно и то же.

– Я скажу своей матери, что у нее еще один сын. Она посмеется, – сказал я.

– Если ей не помешает член твоего деда у нее во рту.

Кровь ударила мне в голову так, что та покраснела. Я выхватил свой топорик из рук Леопарда, и тот зарычал.

– Тебе, значит, грустно должно быть, раз Соголон мертва и некому видеть тебя насквозь, – сказал я.

– Соголон? Что хорошего во взгляде старой ведьмы лунной ночи, если на нее устремлены сотни взглядов рассерженных духов? Ты не спал в ту ночь, когда ехал в Конгор, так что кто-то, должно быть, предупредил тебя, что я являюсь во снах.

– Я не спал.

– Знаю. Но ты, что у него за спиной, ты спал глубже глухого ребенка.

Он указал пальцем на О́го. Уныл-О́го посмотрел на нас, на руки свои, глянул в окно, опять на себя, будто он услышал что-то, но только не слова.

– Джунгли сновидений любого О́го столь пространны, столь щедры, в них столько открытых возможностей. Порой он был слеп для меня, странствующего в его голове, когда во сне открывал один глаз. Порою во сне он сражался со мною. Не он ли ударом пробил дыру на том судне? Порой из его рта исходило то, что я говорил ему во сне, и иногда люди прислушивались. Разве не так, дорогой О́го? Жаль, что вот эти твои друзья не так много делились с тобой, как мне хотелось бы, не то я бы знал ваши планы в Долинго. Может быть, они не доверяли великану?

Уныл-О́го зарычал, выискивая глазами вокруг, о ком бы мог говорить Аеси.