Черный Леопард, Рыжий Волк

– У вас есть желание идти обратно мимо Долинго? – произнес Мосси довольно громко, но явно обращаясь ко мне одному.

– Шесть дней до Нигики, если мы пойдем по реке. Воспользуемся дверью в Нигики – и мы в Колдовских горах, в трех днях пути от Гангатома.

– Итого девять дней, – посчитал Леопард.

– Но Нигики – это Южное Королевство, Следопыт. Схватят нас там как миленьких и казнят нас как шпионов еще до того, как до двери доберемся.

– Не схватят, если тихонько двигаться будем.

– Тихо? Это вчетвером-то?

– Из Темноземья в Конгор, из Конгора в Долинго – мы двигаться можем только в одну сторону, – сказал я.

Леопард кивнул.

– Осторожнее, – предупредил я всех. – Скользнем туда, как воры, выскользнем оттуда раньше, чем кто-то, даже и ночь, опомнится.

– К реке, – воззвал Леопард. Фумели ударил лошади по бокам, и они унеслись. Я оглянулся посмотреть на Мверу. В темноте, при густо-синем небе виделись одни только тени. Горы, взмывавшиеся ввысь, слишком гладкие и отчетливые. Или башни, или что-то, оставленное по себе великанами, что играли в злодейские игры еще до человека.

– Уныл-О́го, – говорил я Мосси. – Я любил этого великана, пусть он и бесился, когда кто-нибудь называл его так. Если бы я заснул (если ты мне позволил), то как раз я и сбросил бы того старца с крыши. Ты знаешь, как больно ему было убивать? Как-то ночью он рассказал мне о всех своих убийствах. О всех до единого, ведь память была его проклятьем. Мы просидели до самого утра. Большинство этих убийств ему в вину не припишешь: работа палача – это все же лишь работа, не хуже работы того, кто каждый год налоги повышает.

Навернулись они, слезы-то. Мне слышен был собственный рев, и трясло от стыда. Что это мне на ум пришло? Мосси стоял рядом – молчаливо, ожидающе. Он обнял меня рукой за плечи, пока я не успокоился.

– Бедный О́го. Он был единственным…

– Единственным? – Я попытался улыбнуться.

Мосси мягко сжал мне шею, и я прижался к его руке. Он утер мне щеку и припал лбом к моему лбу. Поцеловал меня в губы, и я пустился отыскивать его язык своим.

– Все твои царапины опять открылись, – сказал я.

– Ты еще скажешь, что я урод.

– Эти дети… Я им не нужен окажусь.

– Может, да, а может, нет.

– Етить всех богов, Мосси.

– Зато никогда ты не будешь им нужен больше, – сказал он, садясь на лошадь и помогая мне усесться у него за спиной. Лошадь пошла рысью, потом перешла на полный галоп. Мне хотелось оглянуться, но я сдержался. Смотреть вперед тоже не хотелось, так что я положил голову на спину Мосси. Воссиявший сзади свет высветил все впереди, словно он из Мверу исходил, хотя это просто новый день возвестил о себе.

5. А вот и хвалебная песнь-орики

O nifs osupa. Idi ti o n bikita nipa awsn iraws.

Двадцать два

И это все, и все это правда, великий Инквизитор. Тебе сказание было нужно, ведь так? С того момента, как свет забрезжил, по тот, когда последний лучик угас, и такое сказанье я тебе поведал. Надо-то было тебе показание, а вот в самом деле хотелось тебе как раз историю послушать, ведь правда же? Ты теперь заговорил, как люди, о каких я слышал, люди, приходящие с запада, они услышат про невольничье мясо и спрашивают: «Это правда?» Когда мы выясним это, не станем больше искать? Это истина, как ты зовешь ее, истина во всей полноте? Что ж это за истина, если всегда она то расползается, то усыхает? Истина, она совсем иная. И сейчас ты опять спросишь меня про Миту. Не понимаю, кого ты надеешься там отыскать. Кто ты такой, как смеешь говорить, будто то, что было у меня там, не было семьей? Ты, кто пытался создать семью с десятилетней?

А-а, тебе и сказать нечего. Дальше ты меня с места не столкнешь.

Да, как ты и говоришь, я провел в Миту четыре года и пять лун. Четыре года после того, когда оставили мальца в Мверу. Я был там, когда бывшее слухом о войне обратилось в войну настоящую. Что творилось там, об этом ты богов спрашивай. Спроси их, почему ваш юг не победил в той войне, зато и север не победил.

Малец этот мертв. Тут больше и вызнавать нечего. А то – спроси мальца.

А-а, тебе уже не о чем расспрашивать? На том мы и расстаемся?

Это что там такое? Кто в комнату входит?

Нет, этого человека я не знаю. Никогда не видел его ни со спины, ни с лица.

Не спрашивай, узнаю ли я тебя. Я тебя не знаю.

А ты, Инквизитор, ты дай ему присесть. Да вижу я, вижу, что он гриот. По-твоему, он что, кору продавать принес? С чего бы это время настало для хвалебной песни?

Это гриот с песней обо мне.

Нет обо мне песен.

Да, мне известно, что я говорил раньше, я и был тем, кто это говорил. То похвальба была: кто я такой, чтоб про меня хоть в какой песне пелось? Какой гриот сложит песню прежде, чем ему заплатить? Прекрасно, пусть себе поет, мне все равно. Знать не знаю ничего, что он запоет. Так что – пой.