Черный Леопард, Рыжий Волк

– Останови его, – прошу. – Сейчас же останови. Останови его, не то я не я буду, если нынче же ночью не сыщу, как прикончить себя. И тогда не узнать тебе ничего про то, чем все закончилось.

Расскажу, расскажу я тебе, что случится дальше.

Я все-все тебе расскажу.

6. Волк-Смерть

Mun be kini wuyi a lo bwa.

Двадцать три

Хочу, чтоб знали: как раз ты заставил меня сделать это. Хочу увидеть, как это написано на языке, какой я понимаю. Покажи мне. Слова больше не скажу, пока не покажешь. Как ты это напишешь? Точно передашь, как я сказал, или просто по-протокольному, мол, заключенный сказал то-то и то-то? Хватит болтать о правде: я по горло сыт твоей правдой, но, как раньше заметил, тебе хочется историю послушать. Я их много тебе рассказал, однако непременно поведаю тебе и последнюю. Потом можешь поговорить с ней и отправить нас на костер.

В этой истории я вижу ее. Она шла, словно за ней кто по следу шел.

Ты почему меня останавливаешь?

Ты что, гриота не слышал?

Леопард наведался ко мне и соблазнил разговором о приключениях. Само собой, он весь из себя хитрый был – он же леопард. И я пошел вместе с ним искать пропавшего глупого толстяка, кто продавал золото и соль, а еще пах куриным пометом. Только он не пропал. Етить всех богов, Инквизитор, тебе какую историю хотелось бы услышать? Нет, обе их я тебе не расскажу. Посмотри на меня.

И не подумаю рассказывать тебе их обе.

Так вот.

Шла она, как ходят люди, какие считают, что за ними следят. Глядела вперед, когда доходила до начала каждой улицы, оглядывалась, когда доходила до ее конца. Легко скользила от тени к тени, пока шла по все еще тихой улице. В воздухе плыл дурман горелого опиума, под ногами разливались лужи нечистот. Она спотыкалась и крепко прижимала свою ношу, готовая скорее упасть, чем выпустить ее из рук. Небо в этом месте скрывал потолок, кое-где поднимавшийся на сотню шагов, с пробуравленными в нем дырами, что пропускали белый свет солнца и серебристый свет луны. Она остановилась под факелом у двери, нагнулась, опять выпрямилась и стала, как краб, боком двигаться к углу, спиной вытирая стену.

Малангика. Город-тоннель где-то западнее Кровавого Болота, но к востоку от Увакадишу, сотнях в трех шагов под землей и величиной с треть Фасиси. Сотни лет назад, еще до того, как люди стали летописи писать, первые люди с поверхности поссорились с богами небесными из-за дождя, и боги земные отдали им это место, чтоб спрятались они от гнева небесного. Люди зарылись вглубь и вширь, появились пещеры, что вмещали дома в три, четыре и даже пять этажей. Колонны из срубленных деревьев и камней так держали туннели, что тем никогда было не обрушиться, хотя в двух местах дважды обвалы и произошли. По всей длине тоннелей строители буравили дыры наверх, впуская солнечный и лунный свет освещать улицы, вроде фонарей в Джубе. Люди на Малангике были поистине первыми, кто раскрыл секреты металлов, как некоторые говорят. Только обуревало их самомнение и жадность, и стали они первыми кузнечными королями. Они и умирали, держась за свое железо и серебро. Были и другие, в чем-то другом более искусные и знавшие другие виды ремесел, те уходили еще глубже под землю. Только люди в этом городе вскоре вымерли, а сам город был позабыт и заброшен. И лишь на заброшенном месте мог подняться новый город, город никем не замечаемый, город, ставший торжищем. Местом, где торговали тем, что не могло быть продано на поверхности, даже ночью. Тайный рынок ведьм.

Рынок очищался от лишнего. Кто-то сплел такую сильную магию, какая любого заставляла забыть про эту улицу. Большинство проулков составляли зады постоялых дворов, в каких никто не останавливался, таверн, где никого не осталось, да торговцы всякой мыслимой всячиной. Но в этом проулке тьма нависала низко. Она прошла много шагов, прежде чем остановилась, оглядываясь, когда два призрака оторвались от стены и подошли к ней. Еще один поднялся с земли, шатаясь, будто пьяный. Быстрым движением она выхватила амулет, висевший у нее меж грудей. Призраки, пискнув, отскочили, тот, что с земли, улегся обратно. По всему проулку шла она, выставив амулет, и вокруг что-то жалостливо вопило, невнятно бормотало и шипело. Одолевавший нечисть голод был огромен, но еще больше был страх перед висевшим на женской шее нкиси. Пробившись сквозь туман, в конце проулка она вжалась в свежеобмазанную стену справа, потом повернула за угол – прямо на мой клинок.

Ее передернуло. Я ухватил ее за руку, рывком заломил ее за спину, прижал нож к горлу. Она попробовала закричать, но я посильнее налег на нож. Тогда она принялась шептать то, что мне было известно. Я прошептал кое-что в ответ, и она умолкла.

– На мне защита Сангомы, – сказал я.

– Ты сюда забрался, чтобы ограбить бедную женщину? Ты это место выбрал?

– Что ты в руках несешь, девонька? – спросил я.

Она и впрямь походила на девочку: худющая, щеки от голода ввалились. Рука ее, какую я все еще держал, походила на обтянутую кожей кость, какую я одним движением сломать мог.