Черный Магистр

— Так, знаете ли, совсем немножко. Ведь он был совсем мальчик, и мальчик хороший, — ответил он и стер слезы с морщинистых щек

— О ком вы говорите? — растеряно спросил я, начиная понимать, что произошло что-то очень плохое.

— О ком я говорю? Я говорю о своем тезке.

— Михаил Семенович, я не понимаю ваших загадок, что случилось?

— Они привезли его и бросили на паперти у церкви, так же, как сделали с моей бедной девочкой. Только он был уже мертвый.

— Кто привез, кого бросили? — сердито сказал я, начиная терять терпение — Вы можете говорить яснее?!

— Кого? Нашего урядника Мишу Суханова. Они бросили его прямо на паперти и сказали, что так будет со всяким, кто станет совать нос в чужие дела!

— Урядника? Мишу? — закричал я, вскакивая на ноги. — Когда? Ведь он совсем недавно поехал в город.

Парикмахер мне не ответил и забормотал, покачиваясь на месте:

— Когда я это увидел, то сказал себе, Мойша, ты не молодой человек, а Миша был совсем молодой человек, и тебе должно быть стыдно, что старики живут, а молодые умирают. Тогда я оседлал свою клячу и поехал сюда

— Ничего не понимаю, — растерянно заговорил я. — Он должен был поехать в город за порохом. Я ему велел ехать кружным путем…

— Если бы кто-нибудь мог понять эту жизнь! Ведь Миша был совсем мальчик!

— Прекратите плакать, — прервал я причитания парикмахера, — отвечайте только на мои вопросы. Кто привез урядника в город?

— Какие-то люди, которых как будто никто не знает, но знают все.

— Гайдуки из имения Моргуна? — прервал я его аллегорические речевки. — Да или нет?

— Да.

— Вы знаете их имена? Да или нет!

— Скорее нет, чем да, но я часто видел их в нашем городе, я их даже стриг и брил.

— Еще что-нибудь знаете по этому делу? — для очистки совести спросил я, уже догадываясь, что молодой человек не послушался и отправился в имение призывать бандитов покаяться. Иначе было непонятно, как за такое короткое время они смогли его поймать, убить и, разобравшись, с кем имеют дело, привезти тело для устрашения в город.

— Я знаю то, что я видел, потому и приехал сюда! Вы, чужой человек, рискуете жизнью, а я не могу защитить своих детей!

— Черт возьми, — только и мог повторять я, не представляя, что милого, честного парня, которого мы с Ефимом только вчера спасли, больше нет в живых.

— А что делается в городе? — беря себя в руки, спросил я.

— В городе? Там у каждого своя жизнь, и никто не хочет совать свой нос в чужие дела!

— Вы знаете, кто в Уклеевске делает порох? — прервал я бесполезные причитания и заговорил о деле.

— Я в Уклеевске знаю все и даже чуточку больше.

— Сейчас поедем туда. Скажите моему помощнику, чтобы оседлал лошадей, а я пойду посмотрю, в каком состоянии наш хозяин и штабс-капитан.

Все сомнения по поводу правомочности своих действий против магистра и его гайдуков у меня развеялись.

Теперь у меня к ним был личный кровавый счет.

Наши пьяные соратники уже пробудились после сна. Александр Егорович даже спустился с чердака и с мрачным лицом сидел на завалинке возле избы. Увидев меня, он хмуро кивнул и отвернулся. Я остановился напротив него.

— Вы уже можете соображать? — спросил я, не очень щадя его похмельное самолюбие.

— Могу.

— А что капитан?

— Он там, на чердаке, — неопределенно ответил хуторянин.

— Из города приехал Степаницкий, рассказал, что гайдуки убили урядника Суханова

— А нам-то до него что за дело?

— Мы с Ефимом этой ночью спасли его в имении.

— А что вы там делали? — удивился Александр Егорович.

— В имении? Воевали.

— А мы с капитаном?

— Пили чужое вино. И поставьте Богу свечки, что вас ночью не зарезали как баранов.

Такая «информация» вольному пахарю не понравилась, он нахмурился и отвел взгляд.

— Да? Не помню. Видать, был небольшой перебор, с кем не бывает. А больше выпить не осталось? Мне бы немного, только поправить здоровье.

Такое небрежное, скоротечное раскаянье меня разозлило. Однако, морализировать у нас не было времени. Нужно было еще успеть до темноты подготовиться к ночному нападению на имение Моргуна.

— Мы уезжаем в город, если хотите остаться в живых, сидите на чердаке и наблюдайте за дорогой.

— Понятное дело, не дурак. Так что, совсем нет ничего не осталось? Руки трясутся, я и выстрелить не сумею…

У хозяина тряслись не только руки, у него еще стучали зубы. Мне его стало жалко, хотя то, что они с капитаном учудили вчера, не лезло ни в какие рамки.

— Под лавкой в горнице осталась бутылка «Мадеры», — сказал я, собираясь уходить.

— Господь тебя наградит! — торопливо сказал он, устремляясь в избу. Потом остановился на пороге и предупредил: — За подворьем могут следить, выходите лучше лесом. Там, — он показал на калитку, через которую мы с Ефимом выходили в лес, — в ста саженях тропинка. По ней до города срежете пару верст.

Совершив этот подвиг самоотверженья, Александр скрылся в избе, а я направился в конюшню, где Ефим седлал лошадей. Мы устроили совет, как лучше добираться до города, по указанной тропе или дороге. Решили не рисковать и пробираться лесом.