Черный мел

— Ш-ш-ш, Дэ, успокойся, — произнес Джолион. Ему показалось, что семя вины внутри его начало прорастать. Выпустило побеги. Побеги выбрались из земли и рвались вверх, к свету. Ему очень захотелось признаться во всем.

Дэ плакала в его объятиях. С ней ему ничто не угрожало. Но он понимал — должен рассказать ей все до прихода Чада. Дэ поймет, Дэ подскажет, что делать. В конце концов, она ведь любила его — правда, всего несколько дней… И он так долго был одинок, а ее слезы капают ему на плечо, такие теплые…

Он поцеловал Дэ в лоб, и они разжали объятия. Заплаканная Дэ упала в кресло. Джолион опустился рядом с ней на колени. Да, он сейчас признается, и все будет хорошо. Но сделать это надо быстро, до прихода Чада. Он легко положил ладони ей на колени и выдохнул.

— Слушай, Дэ, — начал он, легко поглаживая ее кончиками пальцев, — Марк не покончил с собой…

Дэ не шелохнулась, не отпрянула от него, а быстро заговорила, метнув на него суровый взгляд:

— Не надо, Джолион! Не смей говорить, что Марк не покончил с собой из-за Игры. Мы оба прекрасно понимаем: во всем виновата Игра, это из-за Игры он спятил!

— Нет, ты меня не… — начал Джолион.

— То же самое Чад твердил мне по телефону: «Нет, Дэ, Марк погиб вовсе не из-за Игры, Игра ни при чем». Неправда! Учти, я ничего не хочу слушать. И тебя я тоже слушать не стану, Джолион! Не смей так говорить, слышишь, не смей! — Дэ закрыла лицо руками и снова разрыдалась.

Джолион опустил голову на ее колени. Нет, Дэ должна выслушать его, должна узнать до прихода Чада.

— Дэ, прошу тебя, выслушай меня! — Джолиону казалось: слова силятся прорваться наружу сквозь кожу.

Дэ оттолкнула его:

— Нет, Джолион. Не буду слушать никого. Его убили мы. Мы вместе. Все кончено. Конец. Я ухожу. Чаду уже сказала — мне все равно, что он подумает или скажет. Все кончено, надеюсь, вы тоже это понимаете. А если не понимаете, мне все равно…

Она прямо смотрела в глаза Джолиона в поисках подтверждения, но Джолион смотрел вниз, на землю, и глаза у него дергались, как будто силились поймать мысли, разбегавшиеся в разные стороны. Дэ покидает Игру, худшее позади. А вдруг сознаваться вовсе не обязательно? Может, удастся справиться с собственными словами — загнать их обратно, внутрь?

— Как же я вас ненавижу! — вдруг закричала Дэ. — Я ненавижу вас обоих! — Она бросилась на него, сначала молотила его кулаками по груди, потом попыталась дотянуться до шеи, подбородка… Вдруг Дэ обхватила его и впилась поцелуем.

Он почувствовал на своих губах ее острые зубы, почувствовал вкус ее слез. И, наконец, Дэ оттолкнула его. Она снова села в кресло, не глядя на него, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

— Извини, Джолион… Мне очень жаль.

Джолион не понял, чего жаль Дэ — что она на него накинулась или что поцеловала. Он так и не спросил ее. После того дня они не виделись почти четырнадцать лет. Сразу же после ее слов в дверь постучали. Прежде чем Джолион успел ответить, в комнату вошел Чад.

LXVI(ii).Под гневным взглядом Дэ Чад топтался у двери, не зная, куда девать руки — то упрет в боки, то сунет в карманы, то почешет затылок.

— Какой ужас, просто ужас! — сказал Чад и вдруг разозлился. — Там люди, которые его почти не знали. — Он ткнул рукой в сторону улицы. — Вы бы их видели, как рыдают, а ведь они… а ведь они его почти не знали!

Джолион сидел на полу у своей кровати, разведя колени и низко опустив голову.

— Я звонил Коротышке, — продолжал Чад. — Они понимают, завтра мы ни на что не будем способны…

— Что-о?! — гневно вскричала Дэ. — Что ты сделал? Ты уже строишь планы? Но почему с Коротышкой?

Чад сглотнул слюну:

— Просто он подошел к телефону… Да они еще давно дали нам номер. Тебя тогда еще не было, Дэ.

— Он расстроен? Или беспокоился, как бы их не привлекли к ответу?

— Нет, — ответил Чад. — По-моему, он не был расстроен. И совсем не беспокоился.

Дэ вытерла глаза и покачала головой.

Джолион смотрел на них — на своих мучителей. Они переглядывались, не смотрели на него, не заметили выражения страха и ужаса на его лице, когда было произнесено имя Коротышки.

Чад нервно облизнулся и сказал:

— Значит, встречаемся в следующее воскресенье. Наверное, здесь, в четыре. Мы должны… нужно немного подождать, пусть пыль осядет.

— Пыль?! Пусть пыль осядет? — повторила Дэ. — Как мило, Чад! Ты имеешь в виду пепел после кремации?

— Нет, я… — Чад почесал затылок.

Джолион наблюдал, следил за ними. Если Коротышка все сказал Чаду, почему он сейчас ничего не говорит? И не бросает на него многозначительные взгляды? Чад вообще не смотрел на него, он говорил только с Дэ.

— Тебе известно, я выхожу, — сказала Дэ, обхватывая себя за плечи. — Как ты смеешь заикаться о своей поганой Игре?

— Слушай, Дэ, — сказал Чад, — мне действительно жаль. То, что я сообщил тебе по телефону, не должен был… то есть мы все сейчас ужасно расстроены.

Джолион сцепил руки на затылке. Неужели Коротышка ничего не сказал Чаду? Тогда еще есть немного времени, можно быстро что-нибудь придумать, найти выход. А если Коротышка ничего особенного не сообщил, то почему? Кстати, чего это он вертится постоянно в Питте?