Черный мел

Настанет время скорби для тебя
и время о любви ушедшей вспоминать
себе обманываться не позволяй
ведь не была любовь заслуженной
ты на базальтовой гробнице нарисуй
что было что могло бы быть
мое последнее желание
ты должен записать
черным мелом

LXXI(x).О нет, Дэ, не надо! Прошу тебя, не надо! Нет, нет, нет!

LXXII.Джолион бросил Питт и уехал в Суссекс, к матери. Почти целый месяц он безвылазно просидел в своей комнате. Но потом решил устроиться на работу, чтобы отвлечься, чтобы чувство вины не утопило его окончательно. Он поступил на фабрику, где производили термоусадочную пленку, пластиковую упаковку для бутылок, банок, аэрозолей… По девять часов в день он проводил перед грохочущим конвейером, на который резальная машина сбрасывала заготовки. После каждой сотни зуммер выключался. Джолион должен был собрать заготовки и сложить в аккуратную стопку, но часто не удерживал кипу в руках, и заготовки выскальзывали из рук.

Собранные заготовки он перевязывал резиновой лентой и раскладывал по картонным коробкам. Когда коробка наполнялась, ее нужно было закрыть и плотно заклеить. Но конвейер не останавливался до конца смены. Джолиону пришлось научиться все успевать — собирать заготовки, перевязывать их и бороться с неразберихой.

После того как он овладел необходимыми навыками, работа стала его утешать. Ритуальность, монотонность утешали. Иногда он прерывался и решал несложные задачи. В грохоте невозможно было разговаривать, это ему тоже нравилось.

В свободное от работы время он читал учебники по праву. Не потому, что решил вернуться в Питт, а просто потому, что учебники по праву оставались единственными непрочитанными книгами, которыми он владел. Вскоре учебники начали утешать Джолиона так же, как и монотонная работа на фабрике. Больше всего ему нравилось изучать судебные решения, вызывали симпатию мнения судей апелляционного суда, лордов-судей, людей образованных и опытных. Их речи обрушивались на него целительным теплым душем. Ему казалось: он коллекционирует истины, собирает факты из мелких деталей. Истину можно обрести в организованном порядке, так же, наверное, возможно правильно выстроить свою жизнь.

Через десять месяцев после ухода из Питта он написал в ректорат письмо с сообщением, что решил не восстанавливаться. Через несколько дней ему позвонил ректор Уайзмен. Сначала он уговаривал Джолиона вернуться, но Джолион не поддался, коротко рассказал, сэру Рейфу о работе на фабрике и обмолвился — по-прежнему с большим удовольствием читает учебники по праву. Ректор пожелал ему успехов и попрощался, в его голосе Джолион уловил нотки сожаления.

Через час Уайзмен перезвонил. Поскольку Джолиона по-прежнему интересует право, то он позвонил лондонским знакомым. В одной юридической газете нужны молодые сотрудники. Если он согласен, место его ждет.

Джолион согласился. Да, теперь ему хотелось, чтобы ему указывали, что делать. Как он жалел — Уайзмен не может все время находиться рядом!

Джолион переехал в Лондон и снял маленькую квартирку в Элефант-энд-Касл, где жил один. С работой он справлялся неплохо, но с коллегами не сближался.

Там, в многомиллионном Лондоне, Джолион впервые испытал одиночество среди людей, оно стало для него повседневностью. Одиночество заменило грохот конвейера, оно окутывало его коконом, отгораживало от жизни. Оказалось: быть одиноким не так плохо!

LXXIII(i).Я сижу на кухне на полу, не в силах избавиться от страшной картины в моей голове. Она совершенно одна, ее труп еще не нашли. Моя милая Дэ лежит, как маленькая грустная кукла, которую сломали и беззаботно выбросили. Вид у нее неухоженный, безжизненные ноги согнуты под неестественным углом. Моя грустная куколка с широко раскрытыми невидящими глазами и кожей цвета океана…

А ведь я мог бы спасти ее. Мог бы…

Неожиданно извлекаю из окружающих меня обломков салатницу, и меня рвет. Выворачивает наизнанку.

LXXIII(ii).Жужжит домофон. Два тридцать.

С днем рождения, Джолион, говорит Чад, когда я открываю дверь. С собой у него черный кожаный кейс.

Без ответа я поворачиваюсь к нему спиной и изо всех сил стараюсь идти прямо, не шатаясь. Скорее бы все закончилось! Может, я даже хочу проиграть — кто знает, о чем я думаю! Наверное, мне наплевать на «Общество Игры», пусть делают со мной что хотят!

У меня для тебя подарок, говорит Чад. Посмотришь его сейчас или потом?

Я по-прежнему иду вперед. В гостиной падаю на диван, а Чад садится на тот же стул, что и три дня назад, ставит свой кейс на пол. У нас с ним тоже выработался некий распорядок.

Он одет в цвета пламени: ярко-синие джинсы, такие же как четыре дня назад, и оранжевая рубашка поло. На ногах нарочито тяжелые и грубые ботинки, они искусственно состарены и истерты, как будто над ними специально потрудился художник.