Черный мотылек

Квартира Сэма размещалась в том же доме, где магазин, двумя этажами выше. Он приготовил обед. На этот раз решили обойтись без ресторана. Потом Урсула не могла сказать, кто сделал первый шаг, поскольку какие-то «шаги» совершались на протяжении всего вечера: Сэм завладел ее пальцами, потом обнял ее за талию, они дружно смеялись. Поддавшись порыву, Урсула обернулась и обняла Сэма. Легкий поцелуй, за ним другой, более серьезный, глубокий, прелюдия самого акта. К тому времени, как они перешли в спальню и оказались в кровати Сэма, они уже занимались любовью — естественно, легко, словно по старой доброй привычке, ничего общего с теми давними супружескими совокуплениями или с возбуждением, которое сопутствовало свиданиям с Эдуардом Акенхэмом.

Но второй раз, на рассвете, все было иначе, и потом, лежа в объятиях Сэма, изумленная Урсула уже ни с кем его не сравнивала.

— Бабушка попросила его прийти на свадьбу, — пояснил Джейсон. — Постоять возле церкви, на счастье. Она забыла об этом, но вспомнила, когда увидела снимок.

— Она его попросила?

— Считалось, новобрачная будет счастлива, если на свадьбе побывает трубочист. Им приплачивали за это. Почему-то бабушка прониклась именно к этому Райану и пригласила его. Прадед выдал ему пять шиллингов, по нынешнему — двадцать пять пенсов, но тогда это были немалые деньги. Бабушка встречалась с его женой и детьми — детей она только видела, но не разговаривала с ними. Жена трубочиста зашла к ним выразить соболезнование, когда умер Джеральд, а дети ждали ее на улице.

По спине Сары пробежал холодок словно ледяной палец гладил позвоночник, косточку за косточкой. Один из этих детей был ее отцом. Сын трубочиста.

— Сколько времени прошло с момента смерти ее брата и до свадьбы?

— Примерно шесть лет. Ей исполнилось девятнадцать. А дальше произошло кое-что интересное. Трубочист, этот Дж. У. Райан, умер на следующий год. Это бабушка тоже вспомнила — ей рассказывала мать. Он умер от туберкулеза или какой-то другой болезни легких, потому что дышал угольной крошкой. Тогда семья переехала.

Сара вздрогнула:

— Джейсон, это же «Вестник богов». Вы так и не прочли эту книгу? Там отец умирает от силикоза, а мать одна растит детей. И в другой книге — «Глаз на закате» — то же самое. Их берет на воспитание дядя, брат отца, вдовец, живущий в Лондоне. Сколько детей было у Райанов?

— Джоан видела в тот день троих, но, по ее словам, детей было больше — пятеро или шестеро.

— Джейсон, я тебя обожаю! Честное слово! Ты просто чудо. Высылаю чек. Ты же выяснишь, куда они переехали, что с ними случилось?

Разговор с Джейсоном вновь пробудил в Саре желание взяться за книгу. Она представила себе трогательную историю семьи Райанов, их бедность, безвременную смерть отца. Наверное, придется побольше выяснить о ремесле трубочиста. Глава вторая: краткая история трубочистов вообще. Подобное исследование ей понравится — не копание в архивах в поисках записей рождений и смертей, а нормальная библиотечная работа, старые книги, возвращение к первоисточникам.

Если связать историю семьи с сюжетом «Глаза на закате», это придаст ее мемуарам дополнительное, «художественное» измерение, чего и ждут от нее читатели. В первой главе, в первых же строках она расскажет более оптимистичную версию «Водяных детей», которую они с сестрой слушали на ночь вместо сказки.

— Жил-был трубочист, и было у него два сына…

20

Бесчувственные люди достигают власти, и тем большей, чем толще у них кожа. Из них выходят лучшие тираны.

«Полчаса в переулке»

В десять часов вечера в пятницу Сара отворила дверь Ланди-Вью-Хауса. Урсула вышла навстречу и, с недавних пор приученная к небольшим знакам внимания, протянула ей руку. Сара легко и без сантиментов клюнула мать в щеку.

— Как ты здесь?

Урсула могла бы ответить, что в основном была вовсе не «здесь». Могла бы сказать, что заглядывала в окна двух риэлторских компаний, но внутрь войти пока не решилась. Но трудно преодолеть давнюю отчужденность в отношениях. Сара устроилась в кресле, прихватив с собой стакан виски. На маленьком столе возле «папочкиного кресла» лежала вверх обложкой книга в бумажном переплете — здесь до приезда Сары сидела Урсула.

— Читаешь Титуса Ромни? — спросила Сара.

— Да. Неплохая вещь.

— Ма, ты подумала над тем, что мы с Хоуп рассказывали тебе про папу?

— Насчет того, что он поменял имя?

— Не просто имя. Он поменял свою жизнь. Стал другим человеком.

— Зачем мне думать об этом, Сара? Я ничего не знала. Если он действительно сделал это, то задолго до нашего знакомства.

— Но ведь и ты теперь носишь это имя.

Урсула вздохнула перед тем, как «высказать все»:

— Уже нет. Я вернула девичью фамилию. Теперь я Урсула Вик.

— Почему? — воскликнула Сара.

— Ты сама говоришь, это не мое имя, так что я не обязана его носить. Джеральд выбрал это имя — я от него отказалась. — На самом деле причина в другом, но сойдет и такое объяснение. — Пожалуй, мне тоже не помешает выпить, — добавила она.

— Я тебе налью.