Черный номер один

Я подошла к известняковой стене, и начала ее простукивать; нашла полость в одном месте, здесь камень звучал иначе. Я провела ладонью по шершавой поверхности стены, и моя рука провалилась сквозь камень. Я от неожиданности ахнула, и и в этот момент меня затащили внутрь.

Кромешная тьма. Некто взял меня за руку и повел вниз по ступеням, которые я не видела, а только пыталась нашарить ногами. Мою ладонь ласково погладили. Потом, когда мы достигли дна, я поняла, что перестала ощущать черное ласковое присутствие, которое пахло свободой и лесом, а на вкус было как шоколадное мороженое. Я расстроенно вздохнула.

Я брела по коридору, придерживаясь рукой за стену, и нащупала деревянную дверь, окованную железом. Проведя по шершавой кромке, я опустила руку ниже и уперлась в дверное кольцо. Металл приятно холодил кожу. Я постучала кольцом о дверь. Никто не открыл. Но стоило мне потянуть ручку на себя, как дверь открылась, и меня ослепил солнечный свет.

— Добро пожаловать домой, сестра, — прозвучал хор замогильных голосов.

Сощурившись, я смогла разглядеть мужчин в чёрных тогах, которые стояли против солнца. Они пристально смотрели на меня черными глазами без блеска. Мне показалось, что они похожи, как однояйцевые близнецы.

А потом, глаза привыкли к солнечному свету. И я удивилась. Здесь светило только одно солнце! Тогда я поняла, что мы больше не находимся в мире Сефар.

— Что это за место? — спросила я. Взглядом я, кажется, нашла того эзру, который привёл меня сюда. Он ободряюще кивнул мне.

— Это мир Йоль. Он создан последним среди Восьми Миров. И практически не населён разумными существами. Здесь живёт только наше братство. В это место могут попасть только эзру. Этот мир закрыт даже для Лунной Богини.

— А как же я оказалась здесь?

— Для тебя есть два пути: либо пойти с проводником, как ты и пошла, либо пробраться сюда во сне, украдкой, через Архив.

— Но почему я могу сюда пройти, а Богиня — нет?

Они только промолчали. И тут я заметила Рю. Он сидел на траве и с удовольствием уплетал красно-коричневые ягоды. Увидев, что я на него смотрю, он довольно осклабился.

— Следуй за мной, — сказал эзру и повёл меня по солнечному лугу, ярко зеленеющему под светом юной звезды. Мы прошли мимо серебряных колосков, мимо широко распахнутых алых цветов, чьи острые листья могли порезать до крови, мимо длинных плетей дикого вьюна, и направились в сторону леса. Небо казалось таким глубоким, далёким-предалёким. В воздухе пахло озоном, как после грозы. Радостно пели птицы, проносясь над нашими головами, в траве то и дело кто-то шустро мелькал. Я лишь видела пушистые или лысые длинные хвосты.

Мы вошли в лес. Тёмные кроны деревьев нависали над нами, ветер пел и гудел, путаясь в ветвях. По ногами пружинил мягкий мох. Я провела рукой по древесному стволу, и с удивлением обнаружила, что он будто стеклянный наощупь. Что же это за место?

Чем дальше мы шли в лес, тем мрачнее становилось пространство вокруг. Птицы уже не пели. Воздух застыл. Даже время, казалось, завивалось здесь спиралями, закручивалось в тугие узлы и не могло распутаться, прямо как в черной дыре.

Вдруг я увидела надгробные плиты. Кельтские кресты, анкхи, статуи ангелов и демонов, купидонов и драконов охраняли это место, которое не могло быть ничем иным, кроме кладбища.

Я посмотрела на эзру, но он ничего мне не прокомментировал.

Потом мы вышли на поляну, вдоль окраины которой кто-то расставил огромные дольмены. В центре пронзал небеса большой храм с тремя высокими, остроконечными и ажурными башнями. В центре окна-розы стекольщики изобразили летящего над рекой ворона. Каменное кружево, такое тонкое, что казалось, что его вот-вот разорвет порывом ветерка, гудело и пело, подобно органу. Это звучание напомнило мне музыку Баха.

— Песнь Богини Ардун.

Ардун, Ардун… что-то знакомое. Ах, да, точно!

— Разве это не ваш ад?

Эзру покачал головой.

— В утробе Ардун каждый обретает свое свершение. В землях Терры есть такое понятие — карма — это больше всего подходит для описания того, что мы получаем в награду после смерти. Воздаяние. Справедливость. Кара. Поощрение. Шанс переродиться.

— Что это за ворон изображён на окне?

— Вороны — вестники Ардун. Они летают над Рекой Забвения, которая протекает в каждом из Восьми миров. Лишь эти тёмные птицы способны перелететь реку без того, чтобы попасть в её бурные воды, забыться и переродиться в иной жизни без имени, без памяти, без самого себя.

Кажется, я начала понимать, что тогда произошло со мной. Похоже, я окунулась в эту реку, после чего и начались все эти неприятные приключения. Надо что-то с этим делать, в конце-то концов, я не хочу всю жизнь оставаться просто безымянной игрушкой судьбы.

На острый шпиль наиболее высокой башни, прямо на флюгер в виде стрелы, присел ворон. Его внимательные черные глаза наблюдали за каждым моим движением. Казалось, что ворон вполне разумен. Он так смотрел на меня, что я начала нервничать.

— Это Киатсу. Мой фамильяр, — сказал эзру.

— Стоп! Но разве в землях Сефар не запрещено колдовство?

— Эзру дозволено всё.

— Но почему?