Черный Новый год

Коридор ветвился, будто нора грызуна-великана. К счастью, на стенах время от времени встречались более или менее понятные указатели. Семен останавливался глотнуть воды, прислушивался, иногда возвращался, чтобы выбрать другое ответвление. Порой он видел узорчатые следы подошв, смазанные отпечатки рук, еще реже – брошенные вещи. Скомканную перчатку. Оборванную цепочку с потемневшим православным крестиком. Потом был пищеблок с грудами выжатой и порванной в клочья упаковки, тут и там красовались разноцветные брызги, бывшие когда-то едой. На глаза попалась совершенно неуместная фарфоровая кружка, белая с алым сердечком и надписью «Папа». Семен подумал об Антохе и Тишке, которых, скорее всего, больше никогда не увидит. Никогда.

Семен вернулся в коридор. Казалось, он уже сотни лет блуждает по здешним лабиринтам. Оглянулся назад, всмотрелся вглубь колодца. Где-то там остались фантомы отцовского кабинета и медсестры. Говорят, спелеологи, заблудившиеся в пещерах без света, тоже рано или поздно начинают видеть всякое. Так что, может, и не нужен никакой галлюциноген? Может, и пришельца давно нет? Может, Семен несчастной контуженой сомнамбулой плутает здесь все девять дней, то приходя в себя, то вновь теряя связь с реальностью? Никогда в жизни он так не мучил себя сомнениями.

Путь продолжался. Семен отыскал грузовые отсеки и разглядывал работающие сенсорные панели у дверей. Некоторые оказались заблокированы. На одной отпечатались папиллярные завитки чьих-то окровавленных пальцев. Что-то там было за двумя листами прочного титана. Индикаторы путались в недоумении. Что за груз: неизвестно. Объем: неизвестно. Температура: под сорок. Вес: больше тонны. Неожиданно на короткий миг в коридоре врубились встроенные светодиоды. Перед глазами зарябило, Семен поморщился. Спустя несколько секунд снова ослепительно вспыхнуло, поморгало и угасло.

– Ладно, – буркнул Семен, ткнул пальцем в чужой отпечаток на панели и тотчас отступил, вцепившись в автомат. Мощные двери разъехались в стороны. Ничего. Тьма в отсеке была непроницаемо плотной. Она молчала, ждала, пока Семен тоже молчал и ждал с ощетинившимся мурашками загривком, а затем сипло и жарко вздохнула. Что-то заскреблось неподалеку, потом завозилось в глубине. Задышало справа, хрустнуло суставом слева. Семен было сделал шажок к проходу, но, вслушавшись, отошел еще на два. Свет фонаря скакнул в проем, запрыгал по каким-то синюшным змеям. Выхватил из мрака человеческое лицо, искаженное мукой. Раскрылись глаза, стеклянные радужки, точки зрачков, рот медленно вытянулся в большую черную букву «о», в бездне которой затерялся крик. Отсек озарился до боли яркой зарницей, освещение помигало и заработало в полную силу. Семен выматерился. В желудке мерзко бултыхнулись остатки пайка.

Казалось, все помещение шевелится.

То тут, то там бледными лилиями распускались кисти рук. Куски туловищ дрейфовали по стенам, по потолку. На полу изгибалась гусеница кишечника, рядом из бугра плоти, жадно хватая горячий воздух, выпирали губы. Пульсировали сердца, топорщились соски, вращались глазные яблоки. Десятки органов и конечностей налипли на паутину алых жил и синих вен, покрывшую собой всю внутреннюю поверхность просторного грузового отсека.

Обнаруживая знакомые лица, Семен зажимал себе рот ладонью. Он крутил головой, опасливо ступая меж раскинувшихся мышц. С кем-то из этих людей он был едва знаком, с другими прошел не одну горячую точку на Земле. Когда-то они могли угостить сигаретой, могли поржать над тупой шуткой, могли выпить, могли прикрыть, а теперь только пыхтели и пускали слюну, провожая безумными взглядами. Вряд ли в них осталась хоть толика рассудка, хоть толика личности, но они продолжали чувствовать, Семен был в этом уверен. Они страдали.

Спустя несколько минут Семен отыскал нечто, напоминающее Хала. Они никогда не были друзьями. Почему же именно его голос звучал в темных коридорах корабля? Сейчас прапорщик не в силах был вымолвить ни слова. Знакомые татарские черты свалились в монструозную потливую груду, всхлипывали и кривлялись. Семен отправился дальше.

Он щурился. Едкий жар пытался стереть слизистую оболочку с глаз, сдавливал череп в тисках. Автомат как будто стал тяжелее. И не было чертовых патронов, чтобы помочь кому-нибудь… чтобы прекратить все это… Не бить же их прикладом!.. Семен размазал соленую влагу, выступившую на лбу, сбегающую по вискам и переносице вниз. Споткнулся. Нога увязла в тугом хитросплетении кишок, ладони угодили в мягкое, под левой, кажется, растекалась распаренная мошонка с редкими волосками, под правой лопнул скользкий пузырь желудка, расплескав янтарный пищеварительный сок. Семен запаниковал, забарахтался. Показалось: если сейчас не встанет, трясина из мяса уже не отпустит, сожрет и растащит по кусочкам.

– Святый Боже… – зашептал Семен прерывисто, стараясь подняться. – Я вернусь… Обязательно… Я вас тут не оставляю… Честно… Господи…