Черный Новый год

Дрюня обернулся и увидел, как по улице движется, приближаясь, странно знакомая фигура. Повеяло жутью. Только Дрюня никак не мог вспомнить, где же видел ее? И когда? Кажется, совсем недавно.

Дрюня всматривался в эту фигуру, чувствуя, что все в ней какое-то неправильное и поэтому пугающее. На всякий случай Дрюня спрятался за угол, образованный забором из металлопрофиля, и выглядывал из-за него, следя за фигурой.

Та остановилась напротив их калитки, которую Дрюня оставил приоткрытой, выйдя на улицу. Толкнула рукой дверь и вошла во двор.

В то мгновение, когда фигура исчезала во дворе, Дрюня вспомнил ее и весь покрылся липкой испариной ужаса. Это была та самая голая безголовая женщина, которую накануне днем он встретил на Чайковского. И отрезанная голова так же покоилась в целлофановом пакете, в руке у нее. И сейчас эта страшная женщина вошла к ним во двор.

Дрюня побежал вслед Жене и Сергею, которые уже вошли в дом к бабе Рае. Надо рассказать им о том, что он увидел!

Ворвавшись в жилище бабы Раи, пройдя через темную прихожую и кухню, Дрюня остановился перед открытой дверью в комнату.

Там, у стены слева лежала на кровати баба Рая, а у стены справа Сергей и Женя что-то делали, сидя на полу. Что – Дрюня не понял. Оба они были испачканы кровью. Все внимание Дрюни приковал к себе человек, стоявший в глубине комнаты. Этот человек был страшнее той безголовой женщины, которая, возможно, лишь померещилась. Взгляд его обжигал и притягивал. И был он не совсем человек, но… Дрюня не знал, как подумать о нем, об этом чудовище в человеческом облике. Понял одно: это опасное, нечеловечески злое существо, которое способно делать с людьми самое страшное, самое чудовищное, что только можно вообразить. И надо бежать со всех ног от него прочь.

Глава вторая. Погружение в Майю

Вместе с Тимом я служил в Ростове-на-Дону, в батальоне охраны и обслуживания штаба Северо-Кавказского военного округа, в чертежном отделении стрелковой роты. Вся наша рота, за исключением чертежного отделения, занималась охраной штаба СКВО, а мы, чертежники, в этом штабе работали, в конторе со смешным названием ЧБОУ (Чертежное бюро Оперативного управления). Через наши руки проходили документы трех степеней секретности: «Секретно», «Совершенно секретно» и – вершина всего – «Особой важности». Карты, планы, схемы. Точнее, не то чтобы они проходили через нас – чертежное бюро и создавало их по заданию разных отделов нашего управления.

Мы с Тимом – Тимофеем Лирченковым – стали лучшими друзьями, хотя он по призыву и был на полгода меня старше. Дедовщины среди чертежников не было, точнее, она проступала в самой интеллигентной форме, вроде как в монастыре, где молодые послушники благоговеют перед седобородыми старцами. К тому же специфика нашей работы не позволяла развиться дедовщине в ее классическом гнусном виде. Наше начальство завело такой порядок, что вся наиболее сложная и ответственная работа делалась старослужащими, как самыми опытными и виртуозными спецами, молодым же доставалась работа полегче и попроще. Поэтому молодые у нас и уважали дедов, а вовсе не из постыдного страха перед наглой тиранией старших. И, конечно, играло роль, что все чертежники были людьми искусства, выпускниками художественных училищ Краснодара и Астрахани; никакого армейского жлобства среди таких юношей возникнуть не могло. Мы больше походили на персонажей классической литературы девятнадцатого века – всех этих «русских мальчиков» из Достоевского, – чем на ровесников наших, с которыми спали в одной казарме, маршировали на одном плацу.

С Тимом меня сблизили общие вкусы в литературе, музыке, кинематографе и живописи. Мы одинаково зачитывались Томасом Бернхардом и Павлом Вежиновым, Хулио Кортасаром и Ярославом Ивашкевичем, наслаждались музыкой Кетиля Бьернстада и Модеста Мусоргского, Майлза Дэвиса и Кшиштофа Пендерецки, смотрели фильмы Ингмара Бергмана и Райнера Фассбиндера, Дэвида Линча и Белы Тарра, замирали перед картинами Питера Брейгеля-старшего и Эндрю Уайетта, Павла Филонова и Фрэнсиса Бэкона.

Когда Тим, еще плохо зная меня, спрашивал – а читал ли я то и это, скажем, «На взгляд Запада» Джозефа Конрада или «Время собираться» Филипа Дика, а смотрел ли вон тот фильм, к примеру, «Звери и хозяин заставы» Майкла Ди Джакомо, слышал ли такой-то диск, ну хотя бы, кантату Альфреда Шнитке «История доктора Иоганна Фауста», – то потом удивлялся: как это я умудрился прочесть, посмотреть и услышать все то, что читал, смотрел и слушал он?!

Нет, не все, конечно, – это я утрирую, но значительная часть книг, музыки и фильмов, нами проглоченных еще в доармейский период, совпадала.