Черный пасодобль

Она открыла дверь. Хотела его прожечь презрительным взглядом, как вдруг Роман куда-то исчез, и перед ней появился Строев с букетом. С этим же букетом. Она повернула голову и увидела забившегося в угол лестничной клетки Романа. Строев использовал его как приманку, чтобы она открыла дверь. И Валя ничего не знает… Она не успеет ничего предпринять, ни позвонить, ни просто помочь, она слабая женщина, к тому же, как выяснилось недавно, беременная! Ну и кашу они заварили!

– Я закричу, – сказала Мила тихо, но внятно, побелев.

Но он не стал с ней церемониться. Втолкнул внутрь квартиры и запер за собой двери. В руке его по-прежнему находился тяжелый букет.

– Вот, это тебе, Мила.

Он впихнул ей розы.

– Ты пришел меня убить?

Он продолжал напирать, подталкивая ее в комнату.

– Сядем, поговорим, – сказал он, а она, вся покрытая мурашками, едва стояла на ослабевших ногах.

Сели за стол. У Милы не было сил даже поставить цветы в воду. Она всегда относилась к срезанным цветам, как к рыбам без воды. Ей казалось, что без воды цветы задыхаются и медленно и мучительно умирают. Вот как она сама сейчас.

– Ты это… ты прости меня…

– Что происходит? – спросила она, набравшись храбрости и понимая, что только сейчас, вот в эту минуту она и может выяснить, вытрясти из Строева что-то очень важное, что потом поможет ей засадить его. И еще – наказать предателя и гада Цылевича. – Объясни мне, как так могло случиться, что Роман продал меня тебе? Я что, рабыня? Я – вещь? Скажи, я похожа на вещь? Ты не заметил, что я живая?

Ей было трудно говорить, рыдания сдавили горло.

– Я все понимаю… Я вел себя как свинья, но ничего не мог с собой поделать. А с Романом… Он подлец, и он сам это знает. Да об этом знают все, кто с ним имел дело. Просто он задолжал мне деньжат, вот и все.

– И он предложил тебе меня, чтобы расплатиться? – Она не могла в это поверить. – Но так не бывает! Мы в каком веке живем? К тому же… Тебе что, деньги не нужны? Зачем тебе я? Или ты не знал, чем все это может кончиться? Может, ты намеревался меня потом убить? Чтобы я никому не рассказала о том, что ты со мной делал? А??? Я не верю тебе…

– Я видел тебя с Романом, несколько раз…

Строев, этот безжалостный Строев с ненавистным ей теперь именем Геннадий, которого она много раз видела голым и который вызывал в ней отвращение, сидел перед ней и смотрел на нее с болью. Он испугался тюрьмы. Он, полицай, очень боялся тюрьмы. Но она должна найти в себе силы, чтобы упечь его туда, надолго.

– И что? Меня многие видели с Романом. Но что-то никому не приходило в голову сделать меня своей наложницей. Кто ты такой, что о себе возомнил? Полицейский… ты почувствовал власть над людьми, вот и пользуешься ею… ты даже представить себе не можешь, как же я тебя ненавижу… Ты… ты… Даже слова такого нет, чтобы сказать тебе, кто ты есть на самом деле! Как ты мог сказать Садовникову, и тем более написать, что я – шлюха!!! Что я тебе сделала плохого? За что?

Он вдруг с рычанием бросился к ней, упав на колени, грубо схватил ее ногу и, задрав пижамную штанину, принялся целовать ступню. Он держал крепко, страшно, но эти поцелуи его отличались от тех, прежних, которыми он высасывал из нее все силы… Сейчас он вкладывал в них всю свою нежность.

– Боже, как ты прекрасна! Как же я люблю тебя, просто умираю… Хочу откусить эту розовую пятку, понимаешь? И всю тебя искусать, изорвать на куски и проглотить… Я не могу без тебя жить, ты понимаешь? И это просто невероятно, что Роман, которого я знаю тысячу лет, обратился ко мне за помощью… Это был шанс, понимаешь?! Я знал, что рано или поздно он должен будет расплатиться со мной, и тут-то я и предложу ему заменить долг тобой!

– Уходи… – она, не зная, как это вышло, наотмашь ударила его по лицу. – Уходи!!! Я буду кричать так, что услышат все соседи! Стены тонкие!

– Я люблю тебя, дура! – вдруг заорал он таким громким, хриплым и страшным голосом, что Милу прошиб пот.

Его услышала Валя, затаившаяся в спальне и наверняка уже позвонившая Садовникову. Его звериный вопль раздался по всему дому!

– Ты – зверь, ты не умеешь любить, – она тянула время, чтобы люди Садовникова успели приехать и спасти ее. – Ты – вообще не человек! О какой любви ты говоришь?! Ты насиловал меня все эти дни, ты вел себя как последняя скотина… Ты набрасывался на меня, на девушку, которая тебя не хотела, и заводился от этого… Садист! Маньяк! Неужели ты думаешь, что тебе все это сойдет с рук?

– Выходи за меня замуж!

Она захохотала. Нехорошо, нервно захохотала.

– Что, испугался тюрьмы?

– Брось… Меня все равно не посадят.

– Потому что ты – опер? И тебе все можно?

– Выходи за меня замуж. Я буду носить тебя на руках. Раздобуду много денег, ты никогда ни в чем не будешь знать нужды. Ты будешь счастлива со мной, это правда. Ты думаешь, что я не понял, какая ты чистая, невинная? То, что у тебя было с Романом, я забыл и никогда не вспомню. Ты – просто кристально чистая, неиспорченная, ты совсем не похожа на тех девок, которыми забит наш город! Да ты – богиня!