Черный пассажир ‒ ритуальная чаша

Дракон махнул рукой и кивнул головой в знак согласия. Косявый и Витя-порожняк отдали центральную и боковые оттяжки, и грузовая стрела нехотя, со скрипом вывалилась за борт, замерев под углом в шестьдесят градусов над шлюпкой, в которую уже спрыгнул самый молодой и ловкий моряк Костя Дремлюга. Он ловко накинул гаши стропов на раскачивающийся стальной гак весом с самого Костю и, подняв руку вверх, крикнул: «Вира по малу!» Завизжала лебедка, заскрежетали, наматываясь на барабан шкентель, загудел от напряжения весь бегущий такелаж и тяжелая восьмиместная резиновая шлюпка с двумя подвесными «Ямахами» на корме, медленно поползла вверх. Опытный матрос тут же спрыгнул на палубу и на всякий случай схоронился под рострами. Вот уже черно днище шлюпки миновало линию фальшборта слегка зацепила винтами планширь, обдавая потоками соленых брызг, зазевавшегося Косявого и раскачиваясь под стон оттяжек, на мгновенье зависла над люком грузового трюма. Еще минута и лодка спокойно и плавно опустилась бы на свое место, но произошло то, что в морской практике принято называть непредвиденными обстоятельствами, форс-мажором, а попросту, невезухой. Не весть, откуда взявшаяся крутая волна тряхнула судно и спокойно побежала дальше по своим океанским делам и просторам. Но этого мизерного удара хватило, чтобы произошло несчастье.

От рывка шлюпка подпрыгнула в воздухе, раздался глухой хлопок, как при выстреле из автомата Калашникова, запахло каленым железом и всех, кто находился на палубе, обдало потоком необъяснимой пустоты. Словно время на миг остановилось и все замерло в безмолвии.

Тяжелая шлюпка рухнула на крышку трюма с высоты человеческого роста, едва не раздавив юркого Косявого, и заставив вздрогнуть, чуть накренившуюся в недоумении, шхуну. В рулевой рубке громко, словно океанская чайка, подбитая из ружья развлекающегося охотника, вскрикнул и рухнул на палубу с окровавленным плечом, капитан «Громобоя» Паша-краб.

Игоря Смагина, стоявшего в этот момент буквально в метре от капитана, будто на живодерне, окатили из ведра свежей дымящейся кровью. Его белоснежная рубаха в один миг стала ярко красной, как у знающего свое дело, матерого палача. Он еще пару секунд стоял в оцепенении с открытым ртом и безумным взглядом человека, увидевшего и почуявшего совсем рядом дыхание и запах смерти. Игорь с ужасом смотрел на, еще секунду назад крепкого мужчину, корчащегося в судорогах в постепенно темнеющей и застывающей луже собственной крови. Рядом, в такт качки, перекатывалась с боку на бок стальная болванка размером с гильзу от охотничьего ружья. Игорь словно во сне медленно нагнулся и поднял окровавленную железяку. Он обтер ее о брюки и сразу понял, что перед ним, так называемый «палец» грузовой скобы, при помощи которой шкентеля крепятся к гаку, эдакому крюку — вечному спутнику «фильмов-ужастиков», и на который цепляют всевозможные грузы. Резьба на «пальце» из-за мощного рывка, была сорвана и сейчас поблескивала на солнце холодным стальным, дьявольским мерцанием. Такое часто бывает во время перегрузов, как в море, так и на берегу при работе двумя стрелами «на раздрай», как говорят моряки.

Смагин вдруг ясно вспомнил картину выгрузки молотой тапиоки в пакетах на рейде Сингапура. Тогда, десять лет назад, от напряжения разорвалась сама стальная скоба, и ее исковерканная половина весом более килограмма, со скоростью пушечного снаряда, врезалась в лобовую часть надстройку, оставив «на памяти» огромную вмятину на поверхности десятимиллиметровой стали. Но тогда Игорь находился далеко от места удара, он лишь запомнил на всю свою жизнь, как мерзко звякнул искореженный кусок металла, словно от досады за свой «холостой» выстрел. Сегодня же, смерть подкралась совсем близко, и это был сигнал. Этот «палец», тот самый перст судьбы, пролетевший совсем рядом, словно снаряд крупнокалиберного пулемета, разорвавший в клочья левую руку и предплечье такого же любимчика фортуны, что и Смагин, сегодня указал Игорю Смагину, что везение, как и вся человеческая жизнь хрупко и не вечно.

— Мужики! — Игорь не узнал своего голоса, — все наверх, командира ранило! Чиф, беги за аптечкой, боцман тащи жгуты и веревку, надо остановить кровь на ране. Он присел на корточки и приложил большой и указательный палец к сонной артерии на колючей от щетины шее Павла. Удары сердечного насоса были едва ощутимы, подавая в неутомимый мозг остатки крови. Второй рукой Игорь передавил широкое предплечье в подмышечной впадине, чтобы хоть временно остановить живительную кровь, уносящую последние силы раненого Пашки-краба.