Черный Пеликан

Рассмотреть наше новое прибежище снаружи мне удалось только утром, когда сонный и вялый, с ломотой во всем теле, я выбрался из спальни, с трудом отворил входную дверь, намучившись со ржавой задвижкой, и глубоко вдохнул влажный воздух, пахнущий, как и вчера, солью и морской гнилью. Океан мерно шумел метрах в ста от меня. Я побрел к нему, волоча ноги в светло-сером песке, пересыпанном обломками раковин, дошел до самой линии прибоя и только там оглянулся, словно пытаясь прочитать по своим следам, клинопись которых, пришлось отметить с сожалением, вышла откровенно бессвязной. Позади стояли два дома – один сгоревший, полуразваленный, бессильно чернеющий угольным остовом, и второй – недавно отстроенный, свежевыкрашенный и неприветливо-хмурый, как близнец, которому больше повезло. Оба они были типичными южными резиденциями – одноэтажными, приземистыми и длинными – но если в первом угадывалась какая-то изощренность линий, то второй казался совсем уж незатейливо-грубым, словно в отместку за собственную бренность, за свидетельством которой не нужно было далеко ходить.

Я был один на берегу, и два дома, будто сцепленные вместе, возвышались одни перед целым светом – глаз не различал другого жилья в обе стороны до самого горизонта. Песчаный берег поднимался от воды ровной пологой полосой, переходя в поросшие травой волнистые дюны, что начинались почти сразу за сгоревшим домом-собратом. Далеко на юге угадывалась большая коса, дерзко врезавшаяся в океан, но ее было не рассмотреть, очертания расплывались, и через несколько минут хотелось спросить себя – уж не чудится ли? Я тряхнул головой, еще раз жадно вдохнул океанский ветер и неторопливо зашагал назад.

Накануне вечером, едва оправившись от потрясения, мы кое-как распаковали поклажу, побросав в углы большую часть вещей, и сели ужинать на скорую руку. Гиббса не было с нами – войдя в дом и убедившись, что все там в порядке, он взял из стенного шкафа короткоствольный карабин и исчез в темноте. Я вопросительно посмотрел на первого Кристофера, у которого время от времени подергивалась щека. «Сову убить пошел», – хмуро процедил тот, разыскивая что-то в карманах куртки и не глядя на нас. «Так уж и убить?» – недоверчиво спросила Стелла. «Ну или гнездо разорить… Тебе-то что за дело?» – повернулся он к ней, и Стелла виновато замолчала. «Ладно тебе, успокойся, – примиряюще проворчал Кристофер II. – У всех, видишь, душа не на месте, ты не один тут такой. Не в городе, небось – тут, знаешь, люди пугливые…» – и потом еще долго бормотал, что сове – ей деться некуда, как не станет здесь у нее гнезда, так она и улетит куда подальше искать другие, запасенные когда-то, а новое тут строить не будет – уж ясно, что место нехорошее, и покоя ей не дадут. Я едва слушал его, унесясь в свои мысли, представляя большую белую сову, оторопевшую в ужасе при виде разоренной обители – как и мы оторопели, застигнутые врасплох ее зовом, как наверное может оторопеть каждый от нежданного сюрприза – очень редко когда хорошего. Кажется, я начинал понимать угрюмую логику здешнего мира: от сюрпризов никто не застрахован, так что лучше подбрасывать их самому, чтобы опередить прочих и не оказаться сбитым с толку неожиданностями, от которых не увильнуть, которые на каждом шагу. Натыкаясь на них нельзя не попасть впросак, но можно в отместку тиранить своими, как бы состязаясь – кто устанет первый? Трудно сказать, как потом распознать победителя, ясно лишь одно: горе тем, кто не умеет удивлять…

За ужином говорили мало – все очень устали, и каждый думал о своем. Женщины суетились на кухне и носили скудную еду, а Кристоферы по-хозяйски развалились на стульях, явно чувствуя себя как дома. Они больше не стеснялись своих пистолетов – на поясах у каждого висело по кобуре, что придавало им зловещий вид, несмотря на добродушно-туповатые деревенские физиономии. Их осанка стала внушительнее, и в движениях появилась скрытая готовность – наверное, оружие всегда придает веса, так что я с гордостью вспомнил о своем кольте и о самом секрете, ощущая горячую волну у затылка и мгновенно возносясь в сознании над спутниками, наивно полагающими, что видят меня насквозь. Так легко обмануться при поверхностном взгляде, думал я, обозревая себя со стороны, мысленно щурясь в уходящий конус ствола, следя за Юлианом, не подозревающим о возмездии – но тут же обрывал неуемное бахвальство, вспоминая, что другие – хоть эти вот, сидящие за столом рядом со мной – тоже горазды на хитрость. Никого нельзя сбрасывать со счета – в конце концов, я сейчас в их руках, и никто не знает, зачем они повели меня с собой. Так что, неизвестно, кто достоин посматривать сверху и на кого, шептал я неслышно, гоня прочь самонадеянность и сверля глазами Кристоферов, безмятежно зевавших и, казалось, не способных ни на какое коварство. Но меня было не убедить так просто, и я еще раз дал себе слово оставаться настороже, глядеть по возможности зорко и не болтать лишнего.