Черный Пеликан

«Ну и правильно, – согласилась Сильвия. – К тому же, кое-кому ты нравишься – тем, которым претит животное, пусть до поры. Если вывести тебя на свет, ты такой пушистый, такой легковерный и безвредный… Кажется, что можно убедить тебя в чем угодно, даже придумывая о себе кучу небылиц. Можно разжалобить тебя и жаловаться подолгу, можно врать напропалую, а ты и будешь слушать – не мудрено, что некоторых тянет прислониться, когда они сыты другим по горло. Подруги… Но не обольщайся, когда-то и они сбегут прочь. В каждой подруге живет женщина, не забывай – те соки, что бродят, не смиришь до конца. Самые верные бросают порой, становясь вдруг похотливыми кошками, шарящими по сторонам… Знаешь с кем они уходят? Опасайся улыбчивых. Твои подруги сбегают с улыбчивыми проходимцами, у которых только и есть, что жесткие усы и тигриная походка…»

Темнота чуть заметно пульсировала биением черной крови, в нее мягко падали звуки, очищенные от милосердной шелухи. Сильвия сидела на краю кровати, будто огородившись крепостной стеной. «Ты зла и разобижена, – сказал я ей, – на кого? Думаешь, все виноваты перед тобой? Это не ново, но я тут ни при чем». Она надоела мне, очень хотелось заснуть, но я не мог выгнать ее просто так. «В чем-то она права про меня и женщин», – подумалось с досадой.

«Вовсе я не зла, – спокойно ответила Сильвия, пожав плечами. – Никто не виноват, но и я не причем, если все мерзости видны в открытую. А если про меня, то и я не лучше других. Посмотри, кто я по-твоему? – она докурила очередную сигарету и повернулась ко мне затененным лицом. – Отчего я отдаюсь тебе – от страсти, от обреченности, от желания нового?.. Наверное, нелегко себе представить, что у меня больше нет желаний, и они есть, что лукавить, только я и сама уже не знаю их природы».

Ее тон изменился, повеяло усталостью, от которой у меня стали слипаться веки, но Сильвия не собиралась уходить. Она набросила простыню на плечи, завернулась в нее, словно улитка в раковину и сразу стала казаться беззащитной и хрупкой, хоть я и понимал, что это иллюзия, обманчивая донельзя. «Потерпи меня еще, – говорила она, – я сейчас не могу спать, я тебе расскажу… У меня были мужчины как ты, были и другие – не думающие обо мне, пользующие меня, как вещь, как игрушку. Таких как ты, хотелось обманывать, а тем другим – делать больно, не заботясь об обмане, не прикрываясь ложью. Я швыряла им в лицо свои измены, и они сходили с ума от бессилия, иногда – били меня, унижая как могли, но я чувствовала свою силу, и они видели ее, не признаваясь в открытую. Я не зла, просто я не знаю, что думать… Какую силу я могу почувствовать в себе с тобой? Для нее нет названия, ее нужно объяснять долго и нудно, так что не хватит терпения, и станет уже все равно. Потому-то я всегда предпочитала грубость – и оба моих мужа были настоящие мужланы, самодовольные и тупые. Я принадлежала им и видела их насквозь, но мне было радостно от себя, непокорной невольницы, тайной хозяйки. Со вторым я жила бы и до сих пор, если б он не свихнулся на всяких штуках, которые мне совсем уж не по нутру. Сам виноват – полюбил хлысты и уздечки, а я не лошадь, чтобы с таким смириться, есть пределы, за которые меня не затащишь. Потому я теперь одна – одна и не жалею, хоть это и тягостно, как ты конечно знаешь сам – знаешь, только мне не говоришь».

Она опять курила, запустив свободную руку в свои густые темные волосы, красивая и жестокая, жалкая в своих откровениях и свободная от жалости к другим. Ее убежденность раздражала – казалось, ей вовсе незнакомо сомнение – так что хотелось оскорбить ее и сделать ей больно, но это было то, чего я не умел и чему не хотел учиться сейчас. Повисла вязкая тишина, настороженная упоминанием об одиночестве, стало тревожно, и не хотелось лезть дальше в эти дебри, где, я знал, нет ответов, и – капкан на капкане. Но все же нужно было что-то сказать, чтобы разорвать молчание, и я спросил наудачу: – «А как же Гиббс?» – не имея ничего в виду, просто гадая на пустом месте.

Сильвия опять повернулась и внимательно осмотрела меня, словно выискивая подвох, потом протянула руку и сжала мне плечо больно и зло, впившись ногтями. «Не говори о том, чего не знаешь, – сказала она холодно, – Гиббс – это оттуда, куда тебе нет хода. Это там, где страсть, где звериная тяга, а не робкая ласка. Жаль только, что большинство мужчин – такие скоты…»

Мы помолчали. «Если хочешь, я расскажу конечно, – вновь заговорила Сильвия через минуту. – Гиббс – это взрыв, это вулкан и смерч. Знаешь его полное имя? Ну нет, я не могу тебе его открыть. Так вот, он такой, как его имя, все, что ты слышишь в нем!»