Черный передел. Книга II

– Ведь в зоне был, когда же успел накопать? Или у тебя тут подельщики? – Пантюхин все принял за чистую монету. – Давай попробуем столковаться: я нарисую, что вспомню, а ты… – Пантюхин все-таки вывернулся из рук Русича, с трудом овладел собой, но с каким наслаждением он убил бы этого дурака, будь что под рукой. – А ты папочку с бумажками мне взамен притартаешь. Договорились?

– По рукам! Итак, кто ты сам в цепочке у Петра Кирыча?

– Я же сказал, «шестерка», самая обыкновенная.

– И много у него таких?..

– Кто считал, думаю, тысяча.

– Все в Старососненске?

– Слушай, правдолюб, это же форменный допрос? Может, ты в легавые записался? – Пантюхин быстро приходил в себя, хмель вылетал из головы. – Ну все, ставим точку. Папочку притартаешь, и тогда договорим.

– Сбавь обороты, – Русич запоздало понял, в какие дебри завела его собственная буйная фантазия, – пока потолкуем без папочки, ты ее еще не заслужил. Запомни еще вот что: если со мной что-нибудь случайно произойдет, ты на эти штучки мастер, верные люди сразу передают все дела в прокуратуру Союза.

– На понт берешь? – Пантюхин потер горло, трудно было дышать. – Не боись, живи!

– На этом пока и кончим. – Алексею хотелось побыстрей завершить опасную игру, которую сам и затеял.

– Ну, будь! – Пантюхин покачал головой, поковылял к двери, приостановился, видимо, хотел что-то сказать, потом передумал, махнул рукой…

Заперев за Пантюхиным дверь на задвижку, Русич посидел немного в глубокой задумчивости, встал, машинально прибрал со стола остатки «пиршества», бросил в корзину бутылку, собрал копии актов, снова сел, пытаясь осмыслить «душещипательный» разговор. Своими непродуманными действиями он сильно осложнил свою жизнь, зато многое понял: Петр Кирыч Щелочихин, как он и предполагал, явно «крестный отец» некой обширной мафии, чьи интересы простираются, видимо, намного дальше Старососненска. Скопировал образ сицилийских вождей «Коза ностры». Он многолик: коварный, сердечный, всемогущий и жестокий. Как здорово подсобил и ему, высвободил из мест заключения, даже с работой помог. А он? Как глупо пытаться вывести эту крупную рыбу на чистую воду. Что же делать? КГБ, милиция, прокуратура наверняка знают о Щелочихине побольше его, но помалкивают, не желают связываться, себе дороже станет. Хотя… Русич вспомнил капитана Андрейченко, с которым они в свое время пытались разобраться с покушением на него. Обязательно нужно ему обо всем рассказать. А что, если и он за эти годы, как говорят, скурвился? Алексею стало жарко. Вполне возможно. Круговая порука – это их щит. Ему вспомнилось, как давным-давно на даче у Кирыча, когда он, Русич, еще не ходил во врагах Щелочихина, тот хвалился под пьяную руку: мол, у нас все схвачено, разоткровенничался, стал вслух перечислять тюрьмы, лагеря, «пересылки» от Владикавказа до Сахалина, где у него вечные кровники-должники. В то время Русич не придал значения полупьяной похвальбе, а сейчас… Сейчас все вставало на свои места.

Как часто бывало с Алексеем Русичем, раскаяние в свершенном пришло вскоре после содеянного. Он закрыл лицо руками: «Почему я всегда оказываюсь в виноватых? Почему? Неужто человек, желающий просто жить по правде, в нашей стране обречен. За какие тяжкие грехи наша Россия несет крест из века в век? Неужто мы, русские, хуже прочих? По чьей это воле великой и богатой страной правят преступники, самозванцы, авантюристы? Да, он понимает, что не все хорошо было и прежде, во времена Леонида Ильича. Правдолюбов и тогда жестоко преследовали, отправляли в „психушки“, вынуждали покидать Родину, но… народ-то почему страдает?

…Тяжкие раздумья Русича прервал телефонный звонок внутренней связи. Это было весьма кстати, ибо в голову Алексея впервые закралась страшная мысль о самоубийстве. Оказывается, не только он еще находился на службе.

– Вас ждет директор! Немедленно!

Захватив акты последних проверок, докладную начальника сборочного цеха, Русич направился в заводоуправление, не переставая думать о своем, наболевшем.

Нина Александровна Жигульская с момента его освобождения из лагеря и возвращения на «Пневматику» вела себя с ним очень ровно, ни единым словом, ни жестом не напоминала об их однажды случившихся близких отношениях. Однако на сей раз от Русича не укрылась мимолетная растерянность при его появлении в кабинете.

– Садитесь, Алексей! – Посмотрела прямо в глаза. – Как здоровье?

– Нормальное.

– Дела у Пантюхина приняли?

– Формально, да. Должен сразу сказать, Нина Александровна, дела в ОТК запущены, как сие ни прискорбно. Акты – филькина грамота, написаны одной рукой.

– Знаю, все знаю, – мягко остановила его Нина Александровна. – Пантюхин не был моим протеже. – Подняла зеленоватые глаза на Русича, как бы спрашивая, все ли он понял. – Врубайтесь, Алексей, с ходу в дело. Составьте план оргтехмероприятий, наметьте сроки, подберите стоящие кадры, все отдаю в ваши умелые руки.