Чёрный полдень (СИ)

Мы почти не говорили с ним о любви. Зачем бы, — если и так всё ясно? К чему бы, — если у любви этой так или иначе нет никакого будущего?

Хме бывают у лунных, потому что им, любимым детям, благоволит милостивая Луна. А Дезире сделан таким не Луной, но проклятием. И пусть никто не может разглядеть на самом деле разницы, а золотая нить между нами звенит так, будто и правда сделана из металла, это ведь не может ничего не значить?

У нас были прекрасные ночи, и утра, и дни иногда тоже, но это всё совсем никак нельзя описать. В потном сплетении тел нет ничего по-настоящему интересного, а для пронзительной нежности и отчаянного желания просто продолжать быть нет отчего-то слов — ни в обычном языке, ни в изначальном.

Говорят, будто изначальный язык описывает, как есть на самом деле. Это была такая истина, которую каждый в Лесу знает с младенчества, и вместе с тем это была поганая кислая ложь.

Потому что слов для нашей связи не было. Но сама она была, и это была самая правдивая из всех правд.

А поздними вечерами, когда мы, нагулявшись и оглохнув от городского эха, прятались от всего мира в моей крошечной комнатке, я зажигала на столе свечи, садилась на кровати важная, складывала под себя ногу, а Дезире вытягивался и устраивал голову у меня на колене.

Тогда я чувствовала себя наконец настоящей. Я запускала руки в его светлые волосы, легонько массировала пальцами голову и начинала гулким правильным голосом:

— Однажды Тощий Кияк пожелал знать, что скрывается за горизонтом. Он надел железные башмаки, выточил посох из священного дуба, взял хлеба краюху и всё своё мужество, и отправился по дороге…

Дезире не перебивал меня больше и не предлагал заменить дуб ясенем, потому что он якобы твёрже. Он просто слушал, как в ивах у лесного озера поют свои горькие песни утопленницы, и как пташки-огневички свистят под коньком крыши. И мир, в котором мы жили, был лишь немного скучнее сказочного.

__________

Сказки о Тощем Кияке — а также новые истории о главных героях романов, давно прошедших днях, второстепенных персонажах и совсем новых лицах, — будут рассказаны в сборнике рассказов «Вечера Бездны».

lxx. / -x.

Складывала Става яйца в один мешок или во много разных, итог был один: все так или иначе, похоже, побились. С каждым днём она становилась всё мрачнее и сердитее, а днём в пятницу заявила скорбно: к счастью, если и у нас ничего не получится, она, наверное, не переживёт грядущей катастрофы.

К счастью — потому что если она уже будет мертва, по крайней мере не будет так мучительно стыдно.

Мне было легко не думать о плохом. Так легко, что от этого даже становилось немного страшно. Я была когда-то нитью из плотного гобелена, сплетённого Полуночью, чтобы изобразить вселенную; с тех пор меня столько раз из того полотна вырвало, что теперь я болталась сама собой, в пустоте и черноте, и не ощущала больше даже движений ветра.

Става всё мрачнела, мрачнела. А Дезире — отчего-то всё спокойнее, будто всё увидел в волшебном зеркале и теперь ждал только, когда его видение сбудется.

— У нас всё должно получиться, — бодро сказала я вечером. — Не будет ни крыльев, ни меча, ни всего остального. Да сделай же ты лицо попроще!..

Дезире в ответ рассмеялся и охотно притянул меня к себе, и ещё несколько минут мы увлечённо играли в игру «угадай, на что это такое я намекаю». Строго говоря, шарады эти были легче лёгкого, но «не понимать» было почти так же приятно, как в конце концов «догадаться» и уплыть в тёплое, наполненное родными запахами, влажностью и нежностью марево.

Я засыпала почти счастливой, уткнувшись носом в крепкое мужское плечо.

А утром первым — даже раньше будильника — проснулся радиоприёмник.

— …предупреждает, что… — кашлянул он на самом рассвете и ярко мигнул цепочкой камней, оставленных открытыми рядом с катушкой.

Я перекатилась на спину и слепо уставилась в потолок, пытаясь собразить, где нахожусь.

— …в ближайшее время ожидается… шпшшшшх… прохождение грозового фро… ххххххшшшп… шквалистым… шпшшш… вернитесь в свои дома…

Ещё несколько мгновений я тупо смотрела вверх, и только когда суровый голос диктора порекомендовал слушателям отключить антенны и бытовые электроприборы, сообразила: это всего лишь прогноз погоды.

Тогда я прикрыла глаза, намереваясь снова уснуть, но тут же распахнула их снова.

Суббота. Наступила суббота. Сегодня я побуду немножко глупой зверушкой, а Дезире — суровым лунным без лица, а вокруг нас будет много странных лунных и сияющий дворец, в котором поют пески, что бы это ни значило. И до солнцестояния остаётся всего-то два дня; и нет больше никакого времени, и всё заканчивается, и я заканчиваюсь тоже.