Чёрный полдень (СИ)

— На лунном празднике никто не станет сверяться с табличкой.

А когда Става опять заладила что-то про «подготовку к внедрению», отмахнулся:

— На месте разберёмся.

— Погодите-ка, — опомнилась вдруг я. — Дезире нужно во дворец под благовидным предлогом, и там он что-нибудь поймёт, хорошо… а я? Мне туда зачем?

— Тебя в плане не было, — согласилась Става. — Слушай, лунный, а с чего она вообще им сдалась? Или что же, эта золотая — ревнует тебя к каждому столбу?

— Шивин очень любопытна, — дипломатично сказал Дезире.

— Но ты с ней спал, да?

Я залилась краской, а лунный так крякнул, словно воздух застрял у него не в том горле и там лопнул.

— Луна миловала… мы с ней были знакомы, когда я ещё был… когда я ещё не был Усекновителем.

Несколько мгновений они со Ставой разглядывали друг друга. У Ставы в голове явно вертелись шестерёнки, желающие знать всё и обо всех (и чем более компрометирующего, тем лучше): в Ставе иногда просыпался полицейский, и тогда всем мгновенно хотелось, чтобы он уснул обратно, желательно — навсегда.

О чём думал Дезире, я не знала, но зато вспомнила о другом и пискнула жалобно:

— Так я наверное… не пойду?

— Вообще, ты тоже пригодишься, — задумчиво проговорила Става. — Для тебя найдётся подходящее дело. Хотя… Слушай, лунный. Будет сильно подозрительно, если она не пойдёт?

Дезире пожал плечами:

— Нормально будет.

— Ну, тогда можешь не ходить, — милостиво разрешила она. — Хотя дело для тебя есть. И ты подумай, говорят там очешуеть как красиво. Я знаю парочку людей, кто отдал бы почку за то, чтобы посмотреть дворец изнутри!

Мне ни к чему была чужая почка. Да и красоты хрустального дворца старших лунных, воздвигнутого жрецом Дарёмом Украшателем, были мне довольно-таки безразличны.

И я почти, почти отказалась.

Но потом я снова глянула на Дезире, смотрящего куда-то мимо, и на его сцепленные на столе белые руки, которые умели становиться светом, и на мраморный осколок, который я припрятала в тени швейной машинки — всё, что осталось от головы.

Там кто-то что-то знал. И это что-то могло помочь Ставе, и тогда она — как там она говорила, — арестует всех сама, а Дезире…

Дезире останется. Ему не придётся никого карать. Никто не умрёт, а ему самому не придётся уснуть.

— Я пойду, да, — сказала я, украдкой пожав под столом локоть Дезире. — Только ты объясни, что мне там нужно делать. И, это… вы не смейтесь только… я не знаю, что мне надеть.

lxix. / -xi.

Лунная мода — странное явление.

Если спросить самих лунных — настоящих лунных, тех, кто живёт в друзах по законам Луны, — они скажут, что не бывает никакой моды. Любые тенденции делают тебя вторичным, вынуждают повторять за кем-то и кому-то уподобляться. Всё это дурное и надуманное; всё это противно учению света.

Одежда — лишь оболочка, которая подчёркивает твою суть. Истинная сакральная геометрия учит выглядеть так, чтобы выглядеть собой. Чтобы быть собой, если вы понимаете, о чём я.

Если спросить людей, которые видели лунных вблизи, они, тем не менее, охотно опишут лунную моду. Потому что, как бы ни были противны свету тенденции, лунные все одевались неуловимо похоже: в странное, искрящееся и неуместное.

— Просто что-то нарядное, — постановил Дезире безразлично. — Или обычное. Это всё глупости.

Позже, когда Става, засыпав нас инструкциями и пообещав вернуться через несколько дней с новой порцией, ушла, я долго крутилась перед зеркалом и прикладывала к себе разные ткани.

Вот этот бежевый муслин я купила на летнее платье, последний кусок с хорошей скидкой, если кроить аккуратно — хватит на что-то простое и без рукавов. Голубой лён остался от рубашки Дезире. А вот эта горчица в белый горох — это распоротое мамино платье, я увезла его с собой из Марпери…

Что подходит мне — это? Или вот это? Я вообще — какая? Мне всегда казалось, что я хорошо себя понимаю; мне всегда нравилось выражать это понимание в тканях и крое; и вот на тебе — с чего вдруг стало так сложно?

Это я изменилась? Или мир изменился? Или я вдруг поняла что-то иначе, по-новому, по-другому?

Мне казалось, я вязну. Тону в мутном, странном, невероятном. Только сделаю глоток воздуха, как ухожу ещё глубже.

Так и будет, пока я не пропаду навсегда.

Нужно решить, — шептало что-то в глубине сознания. — Решить, кем ты хочешь быть. Ты ведь знаешь, что я слышу? Я слышу всё, что звучит в твоём сердце. Я вижу то, чего ты сама не можешь пока разглядеть. Но воля… намерение… там нет ничего моего. Только ты.