Чёрный полдень (СИ)

По задумке, теперь верёвка должна была ездить туда-сюда, и по кругу возить мимо рыцаря развешанные газетные листы. Что-то такое люди делали иногда с бельевыми верёвками. Правда, наверное, крепления там были устроены как-то иначе: мои газеты врезались в ствол и отказывались ехать куда-то дальше.

Будь я одна, наверное, села бы под дерево и побилась об него немножко головой. Но лунный с привычным уже энтузиазмом и оптимизмом предлагал идеи, и совместно мы всё-таки перепридумали эту газетную карусель.

— Это вместо книги, — пояснила я, сдувая волосы с лица. — Не очень удобно, но лучше ведь, чем ничего?

— Помедленнее бы, — задумчиво предложил лунный, следя глазами за проезжающими мимо него листами. Вряд ли он успевал прочесть больше, чем пару абзацев, как газета уже уезжала прочь.

В учебнике формула была в единственном варианте, а лунный владел своим языком, но не изначальным. Так что, как мы ни старались, замедлить колесо так и не удалось; впрочем, он был доволен и так — даже отрывки чтения веселее и интереснее, чем полное их отсутствие.

— Ты милая, — добродушно сказал лунный, когда я проверила, плотно ли стоят вилы, и засобиралась домой. — Я рад, что ты мне здесь встретилась.

Я смутилась и зарозовела, а потом пискнула:

— Я жду свою пару.

— Удачи тебе, — очень серьёзно сказал рыцарь. — Пусть к тебе будет добра… Полуночь?

Я кивнула. И, нервно дёргая себя за кончик косы, покатилась со склона в город.

xi.

Дарша плакала жалостливо, тоненько и как-то по-детски: хныкая, хлюпая носом и размазывая слёзы по лицу. Она плакала, пока складывала рабочий халат, и потом, когда переплетала косу, а после и вовсе села на скамью над своими сапогами, сгорбилась и уткнула нос в задранные колени.

— Эй, ну чего ты сопли-то распустила.

— К старшей можно ещё сходить…

— Письмо нужно написать в бухгалтерию. У них же выписки должны быть.

— Да и было б там с чего? Много ты за неделю наработала?

— Да даже если бы и голый пятак! Разве можно так с людьми? Это несправедливо! Мы все видели, и теперь мы должны все…

Это Алика, очень высокая и очень худая лопоухая девица, которая вечно ратовала за всё хорошее и против всего плохого, буйствовала и требовала идти на бригадиршу войной. Троленка присела рядом, обняла Даршу и гладила по голове, а Абра мощно похлопала по сгорбленной спине.

А Дарша всё плакала и плакала, тихо и жалобно.

Дарша была хорошая девочка, только ещё очень маленькая, едва после учёбы. Работала она медленно, да ещё и порой выдавала брак, за что регулярно получала нагоняи. И, конечно, когда она потеряла кошелёк с квитанциями, бригадирша высказала ей сразу за всё: и за рассеянность, и за криворукость, и за пересчёт ворон за окном, и даже за дурные осенние дожди.

Ни одна швея в здравом уме не станет раскидываться квитанциями; их собирают в кошелёк, хранят во внутреннем кармане, а потом несут ставить штемпели и в кассу, обменивать на живые деньги. Восстановить наработанное можно было и по журналу, но было это делом небыстрым и не приводящим бригадиршу в восторг. Почти две недели она всё обещала Дарше заняться, пару раз садилась за тетради с карандашом, и вот — насчитала.

Только вышло у неё раза в три меньше, чем должно было получиться. А когда Дарша попробовала возражать, получились только ругань и крик.

И вот теперь Дарша сидела в раздевалке, сжимая в кулаке заполненную обидно маленькими числами выписку, и тоненько плакала.

— Мы должны идти все вместе, — настаивала Алика, и от этого её уши стали ещё краснее. — Это может случиться с любой! Мы должны показать, что с нами так нельзя! Мы же все видели!..

— Что мы видели? — мрачно перебила Абра. — Я когда работаю, за себя считаю, а не за других. Что прогулов не было, это да. А сколько у кого выработка, почём мне знать? Не нули же нарисовали.

— Как доказать, без корешков…

— Брака сколько выписали? Дай сюда посмотреть.

Брака Дарше тоже приписали много: так, словно его одна только Дарша во всём цеху и делала. И брак у неё был весь дорогой, где не манжету поправить, а всё платье перекраивать.

— Не так было, — всхлипнула Дарша. — Девки, честное слово. Не так было…

Кто не верил — те все уже разошлись. А мы так и толклись в раздевалке вчетвером, пытаясь то ли утешить её, то ли что-нибудь решить. Я сидела тоже на лавке и хмурилась. Поругаться-то с бригадиршей можно; с ней каждый месяц кто-нибудь из-за расчётов ругается. Вот только без корешков…

— А всё из-за тех денег, — вдруг сказала Дарша, громко хлюпнув носом. — Правильно говорят, лежит — не бери. Не надо было брать, не надо было! Сама дура, ни денег теперь, ни…

— Каких ещё денег?

— Серебряных…

— У тебя были серебряные деньги?