Продолжая блуждать взглядом где угодно, только бы не смотреть на тело жены, Петр повернулся спиной к спальне и достал телефон.
– Дежурный? Говорит майор Зигунов. Пришлите следственную группу ко мне домой. И сообщите Перемогину и полковнику Репнину. Пусть тоже приедут. Литературный маньяк убил мою жену.
Три последние слова Петр из себя буквально выдавил и сразу повесил трубку. Он наклонился, уперев руки в колени и слушал, как воздух со свистом вырывается из легких. В горле застрял ком, из-за которого дышать было практически невозможно. В висках барабанило, сердце заходилось неритмичной канонадой. Еще немного, и он грохнется в обморок. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Вроде полегчало.
Все так же не позволяя себе обернуться, майор пошел по квартире. Так, следов взлома нет. Значит, убитая либо знала убийцу, либо он смог придумать логичную причину, чтобы войти в дом. Слесарь какой-нибудь, например, мастер из ЖЭКа. Вариантов миллион.
Когда это могло быть? Они с Владиком ушли из дома утром. Катя еще оставалась – ей нужно было на работу только к третьей паре. Аброськин тогда был еще на свободе. И на десять минут опоздал – должен был прийти в читальный зал к десяти, а пришел в десять десять. Молитвослов опять же. В принципе, совпадает – он же воцерковленный. К тому же они с Катей знакомы были – она ведь его рекомендовала на работу, после того, как Зигунов сам ее и попросил… Так, стоп! Не туда повернули. Самобичивание – потом… Дышим. Хорошо. Короче, Аброськин мог. Придумать причину, чтоб она его впустила, не проблема. Он далеко не дурак. Начитанный… Может, он ей даже писал-звонил? Придумал какую-нибудь очередную слезливую историю, как ему, инвалиду, жить тяжело на свете. А Катя, добрая душа, ему и поверила. Задушить опытный палач слабую женщину сгибом локтя мог запросто.
Внутри Петра заклокотала ярость такой силы, что ему даже пришлось остановиться посреди коридора. Убью гниду! Разорву на мелкие куски! Черт! Его же от дела отстранят как причастного. Он теперь свидетель по делу. Хрена лысого он до Аброськина при таком раскладе доберется. Дерьмо! Что делать? Что делать? Так, надо проверить телефон жены. Теперь-то уже можно, у него железное оправдание – она мертвая. Ха-ха-ха…
Зигунов о всей силы треснул кулаком в стену, чтоб остановить истерику. Сработало. От боли в глазах потемнело, но зато она перекрыла все другие ощущения и эмоции. Спокойно. Где Катин телефон? Он заметался по квартире, как раненый зверь по клетке. Рука адски болела, и это было прекрасно, потому что хорошо отвлекало от всяких других мыслей. Наконец телефон обнаружился на холодильнике в кухне. Петр стал лихорадочно пролистывать эсэмэски, но в них не было ничего интересного. Все только по работе: переносы лекций, конкурсы, олимпиады, семинары, форумы. Даже если какой-то компромат когда-то и был, Катя все предусмотрительно стерла. С таким-то мужем, тем более… Так, но если не телефон, то можно посмотреть в ноутбуке.
Блин, отпечатки!.. Хотя он все равно уже грохнул по клавиатуре пятерней. Вряд ли теперь с нее можно что-то снять. Да и… Простите, коллеги, в общем. Петр взял ноут, поставил на стол, а когда экран засветился, увидел, что открыта страница форума ЛИТО пединститута. И не просто страница, а с размещенным сочинением Владика. Похоже, Катя правила его, чтоб отправить на конкурс. Мухлевщица. Исправления и курсор остановились перед фразой «Могу ли я пережить боль моего прадеда?». Господи, а ведь Владик вполне мог, но чудом избежал этого… а Катя…
Сделав над собой усилие, Зигунов стал смотреть комментарии под сочинением. Он был всего один. Юзер под ником Унтервегер написал: «КАК ВСЕГДА БЛЕСТЯЩЕ, МОЯ УМНИЦА. НО МОЖНО ЧУТЬ РАЗВИТЬ ВТОРОЙ АБЗАЦ – «МОГУ ЛИ Я ПРЕДСТАВИТЬ СТРАДАНИЯ ФРОНТОВИКА?» МОЛОДЕЦ, Я УВЕРЕН, ЧТО ВОЗЬМЕМ ГОРОД»!
Что за Унтервегер? Петр открыл его профиль и начал методично просматривать сообщения и темы. Следственная группа должна была уже вот-вот прибыть. Но несколько минут в запасе еще было.
Тааак. Тема «9 Мая». В ней сочинения наподобие того, что и Владик написал. Тема «8 Марта». Тоже куча сочинений. Тема «Мой внутренний голос». В теме всего одно сочинение. Эссе «Мое первое убийство». Нахмурившись, майор стал читать: