Черный поток

Пожалуй, даже любимейший из них. Он шел на красный диплом, а когда получил его, я пристроил его в аспирантуру, а заодно и в библиотеку – помощником, чтобы мальчик не задумывался о хлебе насущном. Дальше он уже сам стал жить в своей роли и возглавил литобъединение института. Даже стал сам писать кое-что и публиковать под псевдонимом Унтервегер (это я ему подсказал. Славно, правда?). Кандидат всерьез интересовался детективами, философией убийц и эстетикой смерти в литературе, так что направить его на нужную стезю никакого труда не составило. Это было даже скучновато – настолько просто.

Понадобилось несколько лет занятий, десятки рефератов, курсов литературного мастерства, изучения правильной литературы и чтения нужных книг – и вот в итоге мой выкормыш оказался с головой погружен в тему, которую искренне считал своей. Смерть и убийство в литературе и их перенос в реальную жизнь. В ходе подготовки мальчик начал писать собственные стихи и прозу…

И оказалось, что у него яркий и сильный слог – он был не лишен литературного таланта. Мне было приятно, так как я, безусловно, провел огромную работу по его подготовке. Сюжетами произведений воспитанника становились, само собой, литературные преступления. С моими подсказками (в качестве отработки стиля и чувства слова) он писал от лица Гамлета, Раскольникова, Сальери. И затем выкладывал на форум литобъединения… Если тупоголовые жандармы не найдут эти тексты, придется им ткнуть пальцем. Но я не теряю надежды.

Время шло, и становилось понятно, что до реализации своей роли антагониста Денис не дотягивает. Кишка у парня оказалась тонковата. Это было очень некстати и обидно, но меня такая мелочь удержать не могла – я подготовился к подобному повороту. К чести мальчика надо сказать: хоть он и не оправдал моих надежд на него как на антигероя, зато неплохо справился с ролью героя-любовника.

Мне почти не пришлось его подталкивать к госпоже Зигуновой, он пустил слюну с низкого старта сам. Дело облегчалось еще и тем, что она работала на соседней кафедре. В каком же я был восторге от их романа. Женщина была женой сыщика. Сыщика! Это было почти нереально, божественное провидение в действии. Я только молился о том, чтобы мое дело поручили именно ему. Если бы так сложилось, значит, мое дело угодно высшим силам. Значит, судьба сама ведет меня по сюжету – а это было все, чего я мог желать как автор.

Последующие события складывались так, что мне почти не приходилось вмешиваться. История разворачивалась сама, а я только наблюдал и радовался. Актер на роль старухи-процентщицы нашелся почти сразу. Старый и отвратительный владелец филиала микрокредитов «Деньгомиг» стал почти стопроцентным попаданием в образ. Он даже брал вещи в залог и слыл чудовищным жадным подлецом. «Дает вчетверо меньше, чем стоит вещь, а процентов по пяти и даже по семи берет в месяц». Правда, у Красовского был внук, а не сестра, но так как подросток, как и Лизавета, оказался скорбен умом, то этим несоответствием можно было пренебречь.

Теперь нужен был «Раскольников». Им стал ветеран украинского конфликта, которого я встретил как раз в злосчастном «Деньгомиге». Познакомиться и разговорить его было плевым делом. Нищий инвалид, многодетный отец, которого обокрал бессовестный ростовщик, а к тому же еще и страстный любитель литературы – что еще нужно для того, чтобы поплакать в жилетку первому встречному?

Я снабжал его книгами, выслушивал нытье, одалживал деньги. А когда «Деньгомиг» выкатил отставному вояке какие-то баснословные проценты за займ, я расплакался, что и сам угодил в такие же сети. На второй бутылке, когда беседа пошла уже совершенно задушевная и откровенная, у нас (ну еще бы!) родилась мысль о мести бессовестному стяжателю. И не просто банальное убийство, а постановка «под Раскольникова», чтоб всем сразу стало понятно, что «мы не твари дрожащие, а право имеем»!

Аброськин даже не подумал возразить, когда на него легло исполнение – с меня-то что взять? Задрипанный учителишко, не способный даже линейкой нахального студента стукнуть, не то чтоб топором кого рубануть. Да, он согласился перевоплотиться в героя сразу, без уговоров. Я думал, он делал. В итоге все прошло идеально. Вояка оказался безукоризненным актером и действовал строго по намеченному мной плану: ничего из дому не брать сверх того, что полагается по договору займа – ровно двадцать тысяч рублей. Это был аналог тех самых трехсот семнадцати рублей шестидесяти копеек Раскольникова.

И вот, когда я уже уверился, что судьба ведет меня за руку и ослабил бдительность, персонажи начали жить своей жизнью. Аброськин с перепугу взял в заложники практикантку из полиции. И это могло бы привести к очень нехорошим последствиям. Но вместо того чтобы упечь буяна за решетку, его почему-то отпустили и даже устроили работать в филиал моего института. Это был апофеоз невероятного стечения обстоятельств. Я долго не мог поверить.