И ключ, который Таннис видела на поясе Ульне, этот – сделан недавно, сияет свежей медью.
– Ты не должна говорить о том, что увидишь здесь.
Ставни распахнуты. В комнате холодно и все-таки душно. Или просто Таннис задыхается. Она забывает, что нужно дышать, глубоко, по пантентованной методике доктора Вайса. Умным он, должно быть, человеком был… целая методика.
Вдох и выдох.
Мертвые розы. Множество мертвых роз. И очередной букет теряет силы в огромной напольной вазе. Сухие же стебли иных, темно-зеленые, покрывают пол. Под ногами они ломаются с громким сухим звуком, и Таннис не может отделаться от ощущения, что идет по костям старого дома.
Хрупким, серо-зеленым.
С запахом кладбищенской земли… жирной, на ней всегда крапива росла хорошо, и мать из нее варила суп. Таннис нравилось за крапивой ходить, пусть кладбищенский сторож и грозился полицию позвать.
– Мой отец исчез сразу после свадьбы, – сказал Освальд, остановившись у туалетного столика. – Матушка очень переживала… и переживает до сих пор.
Зеркало, затянутое пылью и паутиной.
Манекен.
Белое платье с фижмами. Кружево пожелтело, потемнел подол, но платье выглядело все еще нарядным, как и фата, свисавшая с дверцы шкафа.
Освальд приоткрыл дверь.
– На самом деле печальная история. – Он протянул руку, и Таннис, ступая по мертвым розам, вошла в шкаф. – Об обманутом доверии. Вперед.
Он протянул свечу, от которой осталась треть длины. И Таннис взяла.
Ступеньки.
Камень.
Подземелье. Крадущиеся шаги того, кто ступает за Таннис след в след.
Шаг в шаг.
Если толкнет… поэтому пустил первой, опасался. Хорошо. Пусть боится, бесстрашный подземный король. А лестница все тянется и тянется. Сколько здесь ступеней? Никак не меньше сотни.
И камера. Железные прутья. Мертвецы, которые и после смерти не обрели свободы.
– Он прожил несколько лет. – Освальд забрал свечу и поставил на столик. – Поверь, это достаточно серьезное… наказание. К слову, он до сих пор в розыске.
Он перехватил руку Таннис и дернул, подталкивая ее к решетке. Петля обвила запястье, сдавила.
– Что ты…
Кожаный шнур притянул Таннис к решетке.
– Не пугайся. – Освальд затянул узел. – Я вернусь… через некоторое время.
Таннис дергала рукой, понимая, что не справится.
– Я просто хочу, чтобы ты подумала, поняла, насколько все серьезно.
Он поставил свечу рядом с Таннис.
И ушел.
Этот чертов ублюдок ушел, не оглянувшись даже. И Таннис закусила губу, чтобы не закричать. Она не станет умолять о помощи… и просто сядет.
Просто на пол.
Пол холодный, и рядом мертвец. Он прислонился к решетке, глядя на Таннис пустыми глазницами. От мертвеца пахло тленом, и кожа его, пергаментно-хрупкая, продралась на скулах.
Не страшно.
Чего бояться мертвецов? Живые страшней. Таннис притянула колени к груди и подергала руку, спуская петлю ниже. Подумать? И о чем же ей, спрашивается, думать? Подчиниться и сделать так, чтобы Кейрен поверил, будто она нашла другого? Поверит же, это несложно… девочка из Нижнего города… как там Стелка говорила? Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше?
Кейрен ее проклянет… и забудет.
Зато жив останется.
Мертвец цеплялся за прутья. Не один год он умирал, значит? Исчез… чем он провинился? Хотя, кажется, Таннис знала, ведь мертвецов было больше, и та, другая, в полуистлевшем платье, все еще пряталась в углу.
Правильно, Кейрен останется жить. И женится.
И пусть у него будут дети. Раны зарастут, а шрамы исчезнут. Так ведь бывает, а с остальным Таннис как-нибудь да справится. Она прижалась лбом к холодному пруту и, выдохнув, сказала:
– Тебе было страшно умирать?
Наверное.
Свеча оплывала, и горячие восковые капли стекали на камень. Ее хватит еще на четверть часа, а потом что? Тишина. Темнота. Пара мертвецов молчаливыми собеседниками.
Ожидание.
О да, Таннис хорошо обо всем подумает. Она дернула руку, чувствуя, как впивается в кожу ременная петля. Но боль и холод отрезвляли.
Это хорошо.
Замечательно.
Глава 21
Из-под холстины выглядывали ступни. Длинные, с округлыми синюшными пятками, с тонкими пальцами, почему-то растопыренными.
– Вчера привезли… ничего, чистенькая дамочка, хотя все одно из этих. – Смотритель морга при военном госпитале отбросил покрывало с лица, и Кейрен заставил себя смотреть.
Узкое лицо со сломанным носом. Кровь отмыли, но так только хуже. Губы разбиты, рот раззявлен, и видны желтоватые обломки зубов.
…не Таннис.
Но стоять все равно тяжело, и Кейрен, покачнувшись, опирается на узкий стол.
– Ножевое, – по-своему расценил его движение служащий, он сплюнул на пол и растер плевок ступней. Ботинки на нем были хорошие и, пожалуй, чересчур дорогие для работника морга.
Снял?
Наверняка. Их же привозят одетыми, при вещах, конечно, когда эти вещи не растворяются в каменных улицах города…
– Или видела чего, или язык длинный… – Служащий пощупал волосы.
– Не сметь, – рявкнул Кейрен. – Только попробуй остричь.