Было очень голодно, и учительница, чтобы спасти жизнь своей семьи, научилась печь лепешки из жмыха, варить щи из лебеды и крапивы… Она вообще не падала духом, несмотря ни на какие трудности. «Моральная устойчивость – это был тот духовный хлеб, который помогал выжить, – записала она потом в своем дневнике. – И везение тоже! Да, есть за что благодарить судьбу!»
Клавдия Фёдоровна Семёнова часто говорила о том, что всегда будет помнить школьников времен блокады, их серые, как бы выцветшие лица, крайнюю худобу, скудную одежду. И добавляла с грустью: «Они вели себя очень тихо, и казалось, что и нельзя будет теперь уже никогда бегать и смеяться…»
Она прожила долгую достойную жизнь, её не стало 23 октября 2009 года. Дочь Надежда скончалась в 1996 году. Осталась одна Вера…
М. А. Ткачёва, кандидат исторических наук
А дети учились музыке!
Этюд
Но в городе была одна районная ДМШ, коллектив которой не хотел подчиниться обстоятельствам – тяжёлым, как у всех.
Максим Матвеевич Фарафонов, директор ДМШ Петроградского района, обратился в городское Управление по делам искусств с настоятельной просьбой о разрешении объявить
Время шло. Новая зима принесла первую большую победу – прорыв вражеской блокады. Однако положение города оставалось тяжёлым – враг по-прежнему стоял у его стен, терзал артиллерийскими обстрелами. В 1943 году в здание школы трижды попадали снаряды. Люди уже не умирали на улицах от голода, но продовольствия не хватало, и мы всегда хотели есть. Занятия музыкой несколько заглушали это мучительное чувство.
Наши скромные успехи дали неожиданный результат – в школе была создана концертная бригада для выступлений перед ранеными воинами. Мне повезло быть в составе этой бригады. На концерты мы ходили пешком, не доверяя трамваю – единственному в то время виду городского транспорта – фашисты вели прицельный артиллерийский огонь по трамвайным остановкам в час пик.
География наших «гастролей» в основном ограничивалась Петроградской Стороной – госпиталей было много. Ходячие раненые с костылями, в гипсе и повязках наполняли зал до отказа. Они внимательно слушали музыку и Чайковского, и Баха, и Глинки или Бетховена и Моцарта. Нам всегда горячо аплодировали, хотя нередко аплодисменты звучали приглушённо – мешали повязки. Мы видели слёзы у них на глазах, вызванные воспоминаниями о родных, о разлуке, о страшной войне. Раненые высказывали удивление, что дети в Ленинграде учатся, занимаются музыкой. Наши выступления были доказательством того, что город жив, полон энергии и веры в победу.
В городе и госпиталях мы видели много людей, покалеченных войной. Это не удивляло и не пугало, было частью жизни города-фронта. Но однажды… Мы должны были выступать в Травматологическом институте в парке Ленина. Как всегда, в назначенное время собрались в школе и отправились.
Дорога предстояла недолгая и приятная – всего-то пересечь парк. Вдруг начался обстрел. Обычно фашисты били прицельным огнём, но в этот раз снаряды падали в парке, где кроме нас никого не было. Укрыться негде. Было очень страшно, но короткими перебежками от дерева к дереву мы наконец добрались до толстых стен института. Запыхавшись, вбежали в вестибюль, увидели первых раненых и… окаменели на мгновение. Первым порывом, когда мы пришли в себя, было бежать обратно, под обстрел, только ничего не видеть. Иван Петрович Аркадьев, который всегда был с нами на концертах, почувствовал наш ужас и тихо сказал: «Ребята, нас здесь ждут». Оказалось, что в этом институте лечили людей,
Концерт состоялся, в институте был большой зал с хорошим инструментом. Мы выходили на сцену и играли, боясь поднять на слушателей глаза, чтобы не разрыдаться.