Черный сокол

   "А ведь есть шанс разбить монголов по частям!" - подумал он. - Двигаясь от Рязани вверх по Оке, правое крыло монголо-татарского войска осадило город Ольгов. Оставив от него головешки, враги подошли к Переяславлю - современной Рязани. Здесь они разделись. Видимо, для того, чтобы не испытывать трудностей с фуражом. Бурундай со своим корпусом остался осаждать город, а два других тумена направились дальше к Коломне. Двигаются они не вместе. Впереди идет Кюлькан, его воины забирают сено, зерно и солому в прибрежных селах и деревнях. Кое-что остается, но этого не достаточно. Поэтому, идущий следом, Гуюк-хан делает остановки и рассылает отряды фуражиров в стороны от реки. Из-за этого он приотстал. Теоретически можно разгромить Кюлькана, до подхода тумена Гуюк-хана. Только надо это дело, как следует обдумать, - Горчаков хмыкнул и побарабанил пальцами по столу. - Сегодня у нас шестое января тысяча двести тридцать восьмого года, - начал считать он. - По словам пленных, они оторвались от своего подразделения на день пути. То есть на тридцать - тридцать пять километров. За туменами движутся большие обозы с припасами и осадным парком. Огромные повозки тащат медлительные волы. С таким транспортом монголы делают пятнадцать - двадцать километров в день. Значит, здесь они будут послезавтра. А к Коломне подойдут десятого января. Время на подготовку есть".

   - Махмуд, садись к столу, - распорядился Олег.

   Хорезмиец поклонился и устроился на лавке. Горчаков пододвинул ему лист бумаги и протянул черную гелевую ручку. Переводчик с любопытством повертел ее в руке. Про чернила он не спросил. Видел, что Олег обходился без чернильницы.

   - Письмо Бату-хану, пресветлый эмир? - уточнил ал-Хереви.

   - Угу, - кивнул Горчаков, думая, под каким номером включить Батыя в "список приговоренных".

   - Великому Бату-хану, владыке и повелителю бесчисленных народов, салям! - подсказал хорезмиец, видимо, полагая, что Олег по своей необразованности, не знает, с чего начать. - Пусть Всевышний дарует твоей душе тысячу успокоений и превратит ее в место восхода и захода милосердия и в место, куда падают лучи славы! - Махмуд выжидающе уставился на Горчакова, явно напрашиваясь на комплимент своей учености.

   - Хорошо сказал! - похвалил Олег. - А теперь пиши: Мера преступлений Чингисхана и его потомков, превысила все мыслимые пределы!

   Хорезмиец дернулся на лавке и весь съежился.

   - Помилосердствуй, пресветлый эмир, - заскулил он, - если Бату-хан узнает, кто написал письмо, он велит отрубить мне руки!

   - Взбодрись и дыши глубже, - посоветовал Горчаков, - скоро хану Бату станет не до мелочных разборок с писцами. Ничего он тебе не сделает!

   Махмуд горестно вздохнул и изобразил готовность к работе.

   - Мера преступлений Чингисхана и его потомков, превысила все мыслимые пределы! - снова начал диктовать Олег. - Поэтому, я, собираюсь положить конец злодействам этого проклятого рода! Клянусь приложить все силы, чтобы это поход стал последним преступлением чингизидов против человечества! Клянусь, что не будет мне покоя, пока не истреблю всех, пришедших на Русь, потомков Чингисхана! Первыми умрут Кюлькан, Бури и Аргасун. Следом за ними умрешь ты, Бату! Хочешь жить - убирайся с нашей земли!

   Хорезмиец, высунув от старания кончик языка, выводил строчки красивой арабской вязи.

   - Как подписать? - спросил он, изобразив последнюю завитушку.

   - Я сам подпишу, - Горчаков перегнулся через стол и передвинул листок к себе.

   Махмуд протянул ему ручку. Рисовал Олег неплохо, и вскоре внизу листа, вместо подписи появился расправивший крылья, черный сокол, с хищно загнутым клювом, смахивающий на "Римского орла" или эмблему нацистов - это кому как больше нравится.

   - Олег Иванович!

   Вошедший в трапезную Учай, отвлек Горчакова от созерцания своего шедевра. Выглядел он каким-то взволнованным.

   - Случилось чего? - поинтересовался Олег.

   - Не, - мотнул головой старшой коломенской дружины.

   По годам, на умудренного опытом воина, он не тянул. На вид, ему было лет восемнадцать. А его подчиненным и того меньше.

   - Слово у нас к тебе, - белобрысый и конопатый Учай приосанился и расправил плечи, подчеркивая своей позой серьезность момента.

   - Ну, что ж, - Горчаков тоже напустил на себя важность, - коли есть слово, то молви!

   - Сейчас, я только остальных позову! - дружинник князя Романа метнулся к двери, оставив Олега сгорать от любопытства, ибо, он совершенно не догадывался, что за представление здесь затевалось.

   Проскользнув один за другим в трапезную, молодые воины выстроились перед Горчаковым полукругом, а Учай выступил вперед.