Черный спутник (СИ)

  В доме было тихо, как в чумном квартале. Молодые князья попрятались по комнатам, прислуга не казала носа. Старая княгиня высунулась было из своих покоев, но увидев, что ведут всего лишь слугу, тут же спряталась обратно. Поручик проводил Мору в кабинет с пюпитром и с веселенькой улыбочкой встал за его спиной. Все здесь было перевернуто - и пресловутый пюпитр, и стулья, а пол покрывали осколки и листы бумаги. Старый князь мерил шагами комнату, попирая разрушенное, словно демон Абаддон, с жутким свистом ударяя хлыстом по голенищам сапог - ибо посуду и мебель он уже побил, и больше портить было нечего.

  - Вот преступник, ваша светлость, - елейным голоском проблеял поручик.

  - Блестяще, - князь повернулся к вошедшим и уставился на Мору совсем безумным взглядом, - Спасибо, Булгаков. Оставь мне преступника и выйди. И закрой за собой дверь.

  - Но ваша светлость...Я хотел бы присутствовать! - возразил поручик.

  "Еще не хватало, - подумал Мора, - Если старый филин вздумает драться, я выскочу в окошко и буду таков..." Открытое окно манило. Да и Матрена до утра в городе...

  - Выйди, Булгаков, - повторил старик и стеком указал поручику путь, - Я не хочу бить слугу в присутствии посторонних. Это унизит и меня и его. Закрой дверь с той стороны.

  Поручик вышел - неохотно, с обиженным лицом. Прикрыл дверь - и слышно было, как прильнуло к двери чуткое ухо. Князь подошел к окну, выглянул зачем-то, и повернулся к Море. Лицо его, только что искаженное гневом, мгновенно разгладилось, безумие схлынуло из глаз, как не бывало - Абаддон превратился в Самаэля.

  - В чем моя вина? - спросил Мора, готовый отбрехиваться до конца.

  - Плюнь и разотри. Это спектакль, - отвечал старик по-французски, - ты понимаешь меня? Сможешь отвечать?

  На благородном языке франков князь говорил с тем же великим успехом, что и по-русски - с карканьем, шипением и чудовищным немецким акцентом. "И с чего люди врали, что он француз?" - подумал Мора.

  - Это язык моей матери, - отвечал цыган, и напомнил, - но и поручик ведь знает его. Он читал французскую книгу.

  - Ходил с нею, но не читал, - ядовито усмехнулся князь и ударил хлыстом по гобеленовой спинке дивана, - Изволь орать, я же тебя ударил.

  Мора издал поистине кошачий вопль и для верности пнул ногой банкетку. И спросил вполголоса:

  - Вашей светлости нужен почтовый голубь?

  - Угадал, - хлыст еще раз прошелся по дивану, - Мне уже мерещатся призраки...

  Он тоже не узнал ни коня, ни всадника. Чудная вещь - гуттаперчевый нос!

  Мора крякнул пожалобней после очередного удара и спросил:

  - Условия те же, что и зимой? - и прошептал вкрадчиво, - А ведь за розовую бусину я мог бы привезти вам и самого графа...

  Князь поднял брови и уставился на Мору:

  - Как так можно? Он же под арестом, как я!

  Искуситель Мора подошел ближе, нарочно уронив стул, и прошептал:

  - Он не как вы. Один, без семьи, охраняют его кое-как... Помрет старый граф, а выедет из Соликамска под покровом ночи мещанин Попов или Сидоров - документы разные сделать можно...

  - Тебе-то - зачем? - старик пронзительно глянул на Мору, и тот понял, что выдал себя лишним энтузиазмом.

  - Может, я в ученики к нему мечтаю попроситься? - выпалил Мора и, вспомнив о поручике, пронзительно завопил, а затем продолжил страстным шепотом, - За такие знания стоит и ноги мыть, и воду пить. Мон Вуазен, Тофана - все мертвы, никто во всей Европе более секрета того не знает...

  Хлыст вновь обрушился на спинку многострадального дивана.

  - Ты с именами-то потише, наш цербер может их знать, - напомнил старик, - Пока что просто отвези письмо и посмотри, что там и как.

  - Сам не смогу - поручик глаз с меня не сводит, как бы не выследил, мерзавец. Гонец мой поедет, он все разведает и мне передаст, он парень толковый, - поразмыслив, решил Мора - хоть и не терпелось самому ехать, но так выходило безопаснее, - а то ваш цербер все мечтает под кнут меня подвести. Я дам вам знать, ваша светлость, как гонец приедет, - Мора вскочил на подоконник, сиганул в сад и был таков.

  Князь театрально разразился тирадой многоступенчатых немецких ругательств, вовсе неподобающих пожилому почтенному человеку, и на пороге возник цербер - кудрявый, ощеренный, как злой пудель:

  - Сбежал? Я прикажу его схватить!

  - Брось, Булгаков, я уже отвел душу. Пусть побегает, подлец, - умиротворенно отвечал старый князь, - Давай вернемся опять к Оловяшниковым, в карты сыграем. Ты давно не выигрывал - садись с нами третьим, и обещаю, что звезда удачи загорится и для тебя.

  Поручик не решился спросить - не получал ли его светлость на заре карьеры по лбу канделябром?

  Была уже ночь, когда Мора явился на порог Матрениного номера - как говорится, а-ля натюрель, почти без краски, в одежде псаря, только снял все-таки с носа уродливую повязку. И персонал "Святого Петра" был не то чтобы очень против такого визита. Матрена открыла дверь сама, смерила взглядом:

  - Все равно хорош, негодяй. Что, решился? Едешь?

  - Дай мне гончего, муттер, - Мора взял Матренину руку и поцеловал ее с жаром, - Пожалуйста, хозяйка...