Черный спутник (СИ)

  Сердитый секретарь вышел из спальни - весь оскорбленная добродетель.

  - Рад был видеть вас обоих живыми и здоровыми, - попрощался Мора.

  - А уж мы тебя как рады были видеть! - отвечала Матрена за себя и за Юшку, тот лишь ручкой помахал.

  Мора возвращался к себе - на белом коне - и сам себя угрызал. Звали - а он не поехал. Ничего не стоило подвинуть Юшку, остаться возле Матрены, вернуться к прежним делам - карты, барышни, поддельные расписки... Нет, все дерзкая мечта об акве тофане и противоядии Митридата - да и есть ли они, такие? Жив ли еще тот Левольд, по которому умирает старый князь? Папаша... Мора собрался было почесать нос, но вовремя спохватился. По-благородному выпрямился в седле, орлом глянул в светлую даль и понял, что все, привет горячий.

  На другом конце улицы показался открытый экипаж с таким содержимым, что лучше бы Мора на белом коне Афоне провалился на месте. В экипаже восседали старый князь, поручик Булгаков и купцы Оловяшниковы, старший и младший. Младший Оловяшников был в немецком платье и в мушках, а старший - как всегда. Поручик сиял зубами и кудрями. Старый князь же по обыкновению походил на кладбищенского ворона.

  Развернуться и удрать было унизительно, объехать - уже невозможно. Близорукий князь и не узнал бы Мору, он на людей не так чтобы обращал внимание, но он прекрасно знал коня Ксенофонта, названного в честь первого апологета безтрензельной езды. Мора ехал навстречу экипажу и мысленно прощался с березками, ласковым солнышком, своим здоровьем и с конем Афоней.

  - Гляньте, ваша светлость, каков Парцифаль! - воскликнул, как назло, молодой восторженный Оловяшников, указывая на Мору. Поручик посмотрел и тут же отвернулся со скучным лицом - не узнал ни коня, ни всадника.

  Князь сощурил глаза и тоже глянул. По улице, залитой от края до края молодым весенним солнцем, гарцевал на подозрительно знакомом белом коне изящный господин с оленьими глазами, с высокими, удивленно-печальными арками бровей и с орлиным носом. Черные волосы с одной белой прядью, во взгляде - наглость и одновременно страх. Всадник приблизился, приподнял шляпу и поклонился в седле, и узкое белое лицо его осветилось такой же испуганно-храбрящейся улыбкой. Дунул ветер, взлетели черные кудри. Князь отвернулся в ответ на приветствие. Это был просто похожий человек, незнакомый бедно одетый всадник, лишь отдаленно напомнивший - того, другого. Откуда-то всплыла в памяти нелепая французская песенка - "Âne, roi et moi - nous mourrons tous un jour ... L'âne mourra de faim, le roi de l'ennui, et moi - de l'amour pour vous".

  - Ваша светлость, что с вами? - вопрошал молодой Оловяшников, - Вам дурно?

  - А ты чего ждал, мизерабль? - привычно огрызнулся старый князь, - В мои годы хорошо бывает разве что в могиле.

  Старший Оловяшников расхохотался - как гиена. Князь оглянулся на всадника, и попа коня показалась ему не менее знакомой, чем физиономия типа в седле.

  Первым делом Мора вернул Афоню в стойло. Конюх поразился Мориной неземной красе:

  - Как нос-то отрос у тебя к свиданию!

  - Гуттаперча, - объяснил Мора, двумя пальчиками снял агрегат, замотал в тряпицу и убрал в карман.

  - И так неплохо, - оценил конюх, - зря ты заматывашься. Это, можно считать, ноздри есть. А через годик совсем зарастут.

  - Мне этого мало, - самоуверенно заявил Мора.

  В своей каморке Мора смыл грим - глаза, брови, губы поблекли на лице. Остались лишь - замазанные клейма. Мора зачесал волосы в хвост. Повязал на нос вечную тряпицу. Переоделся во что попроще. И вернулся на псарню - как ни в чем не бывало. Девиз его был: "Добровольное признание отягощает вину и дальнейшую судьбу осужденного" - или что-то вроде того.

  Мора явился на псарню вовремя - и часа не прошло, как пожаловал поручик Булгаков. После случая с зельем херувим поручик следил за Морой чуть ли не пуще, чем за своими светлейшими подопечными. Надеялся, судя по всему, поймать с поличным за уводом коня - и ведь поймал бы, если бы был повнимательнее.

  - Его светлость хочет видеть тебя, цыган, - проговорил поручик, стараясь произносить слова презрительно и надменно. Нет, он не обладал острым глазом и не признал в Море давешнего всадника.

  - А вы, капитан-поручик, теперь у князя за дворецкого? - не стерпел Мора и сам себя отругал - мало тебе, дураку безносому, что он тебя и так ненавидит?

  - Князь обещал выдать тебе плетей за воровство, а такое я не в силах пропустить, - весело отвечал поручик, - пойдем, мизерабль.

  - На конюшню? - смиренно поинтересовался Мора.

  - Зачем же, в дом. Его светлость кнутом все вазы расколупал, тебя дожидаючись, - сладко пропел поручик, - что ты спер-то у него?

  - Сейчас и узнаю, - Мора обреченно поплелся за поручиком. "Вот старая сволочь, - думал он сердито, - Надо было мне остаться с Матреной".