Черный театр лилипутов

Собравшиеся в сентябре после трехмесячного перерыва артисты «Мойдодыра» удивленно разглядывали своего собрата по искусству. Это уже был не тот Женек, которого они знали, а что-то округлившееся, повзрослевшее, да еще и с заметным брюшком.

Закулисный стоял и не находил слов, чтобы выразить свое возмущение. Здесь была ярость и на негодяев-врачей, которые надули его и подсунули дефективного лилипута, и на Женька, который знал, что растет, но никому об этом не говорил, и на самого себя, что не предусмотрел этого: были же раньше случаи.

– Метр тридцать пять! – взвыл после обмера Пухарчука Владимир Федорович. – Ты куда растешь, скотина, я тебя спрашиваю?

– Никуда, – пролепетал Женек. – Никуда…

– Почему раньше молчал?! – затопал ногами Закулисный. – Почему не дал из дома телеграмму? Ты же не подходишь к роли?! По-твоему, грязнуля в «Мойдодыре» – это восьмиклассник, который не умывается по утрам? Посмотри на себя! Ты разве хоть на грамм похож на лилипута? Ты скоро меня перерастешь!

В своем благородном негодовании Закулисный проклял всех медицинских светил, а самого Пухарчука предал анафеме.

– Если еще подрастешь на несколько сантиметров,

– подвел итог, – можешь прощаться со сценой!

Прощаться со сценой Женьку не хотелось, но и перестать расти было не в его силах. Поэтому он, как и раньше, продолжал втихаря глотать какие-то таблетки, прекрасно зная, что в этом сезоне его заменить некем, а что дальше будет – никому не ведомо.

Идти работать в филармонию меня уговорил Левшин.

– Парень! – орал он. – Три месяца отпуска, все лето свободно! У детей каникулы, а у тебя творческий отпуск! Крошки, кабаки, гастроли, ты не знаешь, что такое артист?!

– И так никогда дома не бываешь, – нерешительно возражал я.

– Что ты сравниваешь! – с жаром вопил Витюшка,

– Ты где-то там скитался никому не известный, жизнь постигал, а теперь дверь кабака пинком открывать будешь, заходишь, все крошки – твои, потому что ты – артист!

– Ты и вправду считаешь себя артистом? – усмехнулся я.

– Я в душе всегда был артистом! – подскочил Левшин. – Ты ж ничего не понял! Главное, что у тебя есть удостоверение, где черным по белому написано: «Куралесинская филармония – артист».

– Вспомогательного состава, – дополнил я.

– Пусть вспомогательного, – тут же согласился он, – а кто мне сможет объяснить, что означает «в/с», что это вспомогательный, а не высший? Парень, так ты будешь устраиваться?

– Буду, – согласился я.

– Ну-ка, скажи «лодка», – потребовал от меня Закулисный. Я сказал.

– А слышится «водка»! – радостно вскричал он. – Так говоришь, ты хороший парень? – спросил Владимир Федорович, обращаясь ко мне с таким видом, будто я действительно о себе такое говорил. Значит, сможешь работать администратором?

– Думаю, что смогу.

– Придется играть и на сцене, если кто-нибудь из артистов заболеет, так что тебя нужно вводить в «черное». Сможешь на сцене?

– Попробую… – пожал я плечами, приблизительно зная от Витюшки, в чем заключается игра на сцене в «черном».

– Левшин сказал тебе, сколько будешь получать? – спросил Закулисный.

– В общих чертах.

– Значит, так, – понизил он голос. – Ставка артиста вспомогательного состава – четыре рубля пятьдесят копеек со спектакля. Наш план – сто спектаклей за три месяца. Устраивает?

– Но я же буду работать администратором, а не на сцене?

– Администратор и руководитель – это все я, – высокомерно произнес Владимир Федорович. – Больше нам по штату не полагается. Будешь проведен артистом, а работать – администратором. И еще… с каждого заделанного тобой спектакля я плачу по два рубля пятьдесят копеек тут же наличными. Сделал четыре спектакля в день – получай червонец. Понятно?

Закулисный стоял передо мной чистенький, ухоженный, свежевыбритый, надушенный «Мечтой Франции», в черном кожаном пиджаке и тончайшего хлопка синей рубашке, с золотой толстой цепью на волосатой шее, с перстнем на пухлом пальчике, весь кругленький, кривоногенький и солидненький. От Витюшки я уже знал, что Закулисный два раза в год ездит к наркологу в Киев «кодироваться». И если это не помогает, то «вшивается». Сейчас в нем не было и намека на законченного алкоголика. Мы договорились…

* * *

Славный город Куралесинск невозможно представить без старинного здания филармонии с облупленной крышей, со скорбящими сфинксами между колонн и нелепыми щитами рекламы. Филармония – это сердце города, откуда начинается праздное шатание на «брод» – любимое место трепачей и бездельников, влюбленных и просто незнакомых людей.

Если вам вдруг придет в голову дикая фантазия подойти к служебному входу филармонии, где постоянно толпятся артисты, и прислушаться к разговору, не спешите сразу звонить в милицию. Нет, это не сбежавшие урки и не банда рецидивистов – это просто обыкновенные лабухи. Они тем и обыкновенны, что непосвященному кажется, будто все они сумасшедшие.

– Это такая лажа! – взмахивает вдруг руками в отчаянии франт в шикарной бабочке, объясняя что-то своим собратьям по искусству. – Лабаю, лабаю я, вот уже наступает кода, ну, думаю, сейчас, вот сейчас он выдаст!

– Ну? – кричат ему со всех сторон. – Ну?