– Был, в свое время. Как многие преступники. Сид сорок два года назад сел на электрический стул. Я лично подписывал свидетельство о смерти. В моем музее он занимает почетное место. Именно его предсмертный выдох был первым, который я сохранил.
Женщина к этому моменту успокоилась, хотя еще прижимала к губам носовой платок, словно никак не могла сдержать веселья.
– А что он сделал? – спросил мальчик.
– Душил детей, – ответил Элинджер. – Держал их в морозильной камере и время от времени доставал полюбоваться. Чего только люди не коллекционируют.
Элинджер склонился рядом с мальчиком и тоже смотрел на сосуд.
– Если хочешь, послушай.
Мальчик надел наушники, не отводя внимательного взгляда от посверкивающей колбы. Некоторое время он тщательно прислушивался, затем нахмурился.
– Ничего не слышно.
– Подожди. Тишина бывает разная. Молчание морской раковины, затишье после выстрела… Твоим ушам нужно сначала привыкнуть. А потом ты услышишь. Почувствуешь последнее молчание.
Мальчик наклонил голову и зажмурился. Взрослые внимательно смотрели на него.
Вдруг он распахнул глаза, и его пухлое личико оживилось.
– Услышал? – спросил Элинджер.
Мальчик снял наушники.
– Похоже на икание, только как бы наизнанку. Понимаете, как-то так, – и он тихонько втянул воздух.
Элинджер потрепал его по голове и выпрямился.
Мать промокала глаза платочком.
– Вы доктор? – поинтересовалась она.
– На пенсии.
– Вам не кажется, что это антинаучный подход? Если вам и удастся поймать чуточку окиси углерода, который кто-то выдохнул…
– Двуокиси, – уточнил Элинджер.
– Звуков он не издаст. Нельзя сохранить звук последнего выдоха.
– Нельзя. Но здесь хранится не звук, а некое молчание. Молчание бывает разное. Вот у вашего мужа, когда он доволен, одно молчание, а когда злится – другое, верно? И вы прекрасно различаете эти особые оттенки тишины.
Муж разглядывал колбу на столике у стены рядом с мягким диванчиком.
– А как вы их собираете?
– С помощью аспиратора. Маленький насос втягивает выдох в сосуд, у которого внутри вакуум. У меня, в моем докторском чемоданчике, всегда такой есть, на всякий случай. Я его сам сконструировал, хотя подобными приспособлениями пользовались еще в начале девятнадцатого века.
– Здесь написано «По», – заметил мужчина, указывая пальцем на желтоватую карточку перед сосудом.
– Да. – Элинджер застенчиво кашлянул. – Последние выдохи стали предметом коллекционирования, как только появились необходимые приспособления. Данный экспонат, признаюсь, обошелся мне в двенадцать тысяч долларов. Я купил его у праправнука врача, который присутствовал при смерти Эдгара По.
Женщина опять засмеялась.
Элинджер терпеливо продолжил:
– Деньги, конечно, огромные, но оно того стоит. Недавно в Париже Скримм заплатил за последний выдох Энрико Карузо в три раза больше.
Мужчина потрогал смертоскоп.
– Иное молчание прямо-таки наполнено чувством, – заметил Элинджер. – Сразу представляется, как человек хотел что-то произнести. Многие, кто слушал последний выдох По, начинали ощущать непроизнесенное слово, понимать, чего он жаждал. Попробуйте, может, и вы услышите.
Мужчина наклонился и надел наушники.
– Это смешно, – сказала его жена.
Однако он внимательно прислушался. Мальчик стоял рядом, крепко прижимаясь к отцовской ноге.
– Пап, а можно я? Дашь потом и мне?
– Ш-ш-ш, – сказал отец.
Все молчали, только женщина сердито и недоуменно ворчала себе под нос.
– Виски, – одними губами произнес ее муж.
– А теперь переверните карточку под экспонатом, – попросил Элинджер.
Муж перевернул карточку. На другой ее стороне было написано «Виски». С уважением глядя на сосуд, он положил наушники на стол и сказал:
– Разумеется. Алкоголизм. Бедняга. Знаете, в шестом классе я наизусть выучил «Ворона» и прочел его на уроке перед всем классом без единой ошибки.
– Ну, хватит, – вмешалась женщина. – Это какой-то фокус. Где-то там наверняка спрятан динамик, он и произносит слово «виски».
– Я же не слышал, – возразил муж. – Голос был в голове, словно ощущаешь чьи-то обманутые надежды…
– Значит, звук тихий, – не унималась жена, – и его воспринимаешь на подсознательном уровне. Или он радиоволной передается, как в автокинотеатре.
Мальчик взялся за прибор: он тоже хотел послушать молчание, которое услышал его отец.
– Здесь одни знаменитости? – спросил отец. Он побледнел, а на щеках выступили красные пятна, как у больного лихорадкой.
– Отнюдь нет. Я собирал последние выдохи студентов, чиновников, литературных критиков – совершенно безвестных личностей. Одно из самых изысканных молчаний в моей коллекции принадлежит некоему вахтеру.
– Кэрри Мэйфилд, – прочитала женщина карточку возле высокой колбы. – Одна из ваших безвестных личностей? Домохозяйка, наверное?