Но думать-то никто не запрещал! И Ленца думала. О том, что «Грин», наверное, для Нестерова это слишком тесно. Лена так и сказала ему однажды. И Ник перестал даже звонить. Черный телефон замолчал. Все телефоны мира — черные. Они — не только символ мучительного ожидания. Если они не молчат, то приносят дурные вести. Так было в жизни Лены Царевой. И главное, они не объясняют, чем же ты провинился. И ты снова и снова совершаешь неведомую тебе ошибку…
Телефон замолчал, зато Ник пришел сам. Во время печального субботнего вечера, когда пожилая профессорша консерватории с истончившимися дряблыми запястьями выпиливала из бедняжки виолончели тоскливые трели. Лена испытывала мучительную неловкость перед… инструментом. Больше ни перед кем — сидящие в зале бабули блаженно внимали фальшивым руладам. Некоторые даже умиляли этим, ибо олицетворяли собой благодать смирения. Они были благодарны всему, что для них делалось, пускай и кое-как. Но были и другие, всем недовольные. Например, знаменитая старуха Девяткина, негласная вожатая субботних посиделок. Что до музыки, то она была просто туговата на ухо. Но с органами негодования и любопытства у нее было все в порядке.
И состоялся тот печальный разговор с Ником.
— Лена, пойми, грубой лестью на меня давить не надо. Мы уже засветились так, что и в страшном сне не придумаешь. Давай сохраним друг о друге хорошие воспоминания. Представь, если мы все испортим скандалом…
Скучные разумные доводы. Тоскливая музыка. Перспектива одиночества. Эта триада Леночку добила. Она разревелась. Ник вздохнул и обнял ее, что и стало точкой невозврата. Потому что Ленца его уже не отпустила. Бог знает сколько дней до этого, а быть может, всю жизнь ей не хватало целебной силы объятий. Сухие страдальческие материнские руки не восполнили этой жажды в детстве. Отец вечно пил или болел, все обещал дочке сходить в планетарий, а пока просил выйти из комнаты, чтобы она не видела его позора. С мужчинами Лена узнала любовь, но не ту волшебную защищенность теплого живого домика, которую дают объятия, — их опять было слишком мало. А у Ника за время краткой запретной связи почему-то получилось! У него, видно, была полезная энергетика, хотя в первом приближении этого не скажешь. Резкий, нервозный, ироничный… А обнимет — и окажешься в гнезде-вселенной, где тебя не тронут жизненные бури. Чудесное превращение… И еще так быстро ставший родным соленый запах… так пахла вся его одежда, так пахла его кожа. У кожи — запах кожи, не человеческой, а животной, из которой шьют. Ни от кого еще не исходил такой аромат — одновременно морской и домашний.
И в этой нирване их застала старуха Девяткина. Если в первый раз подобное случилось из-за страсти, то теперь это было грубым нарушением базовой потребности! Старая ведьма отняла святое. У старух девяткиных даже нечаянные поступки — зло. Первая Леночкина мысль — Девяткина настрочит жалобу в департамент. Она вечно грозилась! А быть может, такое уже было, Лена не запоминала такие скандальцы, они сыпались на начальство… Кажется, давным-давно была какая-то шумиха по поводу той самой статуэтки Грина. Бэлла ее убрала — считала, что мистический романтик русской литературы в таком исполнении напоминает члена политбюро. В новейшую концепцию клуба это старье никак не вписывалось. Старый Грин был упрятан в кладовку, а новый еще не появился. Хотя скульпторы на горизонте появлялись, и один даже подарил клубу свое творение «Слияние человека со вселенной», которое безмерно раздражало старческий «правый сектор» разгулом авангардизма. Но с сотворением скульптуры Александра Грина, здешнего гения места, ваятели медлили. Ведь Бэлла ждала бескорыстной инициативы… А бескорыстно ей пока втюхивали одну абстракцию.
Ник повел себя очень грамотно. В одно мгновение вывел сюжет в утешительное братское русло. Или он для него таковым и был? Назвал Лену Анечкой, как местную уборщицу, — знал?! — и пробасил, что «непременно поможет».
— Девушку из квартиры выгнали! Вот сволочи… — перешел он в наступление, сыграв перед Девяткиной этакого Робин Гуда, пришедшего наказать проклятых буржуинов, промышляющих арендой недвижимости. И Девяткина как будто поверила. Но если она поверила, тогда почему Нора узнала о запретном романе?! Нора была единственной из сотрудников «Грина», с кем Девяткина держалась сдержанно и уважительно. Что ни говори, рыбак рыбака… Две фурии! Леночка, несмотря на то что хаживала к Норе в хранилище за рюмочкой утешения, толком не делилась с ней сокровенным. Нора, кстати, и не допытывалась сильно. Она строила предположения, Ленца неопределенно кивала — и это обеих устраивало. В принципе нетрудно догадаться, отчего рыдает девушка. «Поссорились?» — спрашивала Нора. «Расстались», — отвечала Леночка. Так она миновала подробностей о демоническом романе с Родионом. Но вот про Николая Нестерова Мегера Грантовна пронюхала.
— Вы что-то путаете! — попыталась с достоинством выпутаться отрицанием Ленца.