Большая бы путаница на земле произошла, если бы его просьбы были исполнены…
В дверь заглянул Волжанин. Когда я вышел в коридор, матрос сказал, что Василий Мессмер с каким-то неизвестным находятся сейчас на квартире у Мессмера-старшего. Группа к выезду готова. Я проверил свой браунинг, загнал патрон в патронник, поставил на предохранитель.
- Машина?
- У подъезда, товарищ Косачевский. Выезжаем?
- Выезжаем.
Как там в Экклесиасте? «Всякому свой час, и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать, время насаждать и время вырывать насажденья, время убивать и время исцелять, время разрушать и время строить, время плакать и время смеяться, время рыданью и время пляске, время разбрасывать камни и время складывать камни…»
- Квартира со всех сторон обложена, Леонид Борисович. Теперь ему не уйти, - сказал вынырнувший откуда-то из темноты Сухов.
Стучал мотор. В автомашине было тесно и холодно.
- Дуй, парень, - сказал Артюхин шоферу.
Взревел мотор. Мы выехали за ворота. За моей спиной, уткнувшись мне в затылок, тяжело дышал красногвардеец из боевой дружины.
IV
Пуля ударила в стену, и меня обсыпало штукатуркой. Я услышал лишь один выстрел, но их было два: входная дверь светилась двумя огненными глазами дырок - свет в прихожей они не погасили. Видно, стреляли одновременно - звуки выстрелов слились в один.
Насколько я мог оценить, стреляли с толком, профессионально, в полтуловища, хотя и вслепую. Военный инструктор, обучавший нас, боевиков, в тысяча девятьсот пятом, называл такую прикидку нежно и выразительно - «в пупочек». Целиться следовало в центр живота или чуть повыше. Подобная прикидка сулила успех и неумелому. Она почти всегда гарантировала попадание даже из непристрелянного оружия, такого ненадежного, как «бульдог» или «смит-вессон». «В голову трудно. В голову и опытный стрелок, случись что, промажет. А тулово - цель, мишень по-военному, - объяснял инструктор. - Высоко взял, дернул - грудь, голова, шея; занизил - брюхо, тоже не жилец. На крайний случай - ноги. Не весть что, а урон, не помаршируешь… Так что из леворверта завсегда в пупочек берите. Глядишь - и сложится пополам».
Те двое за дверью науку солдатскую, чувствовалось, знали. Неплохо знали. Били наугад, но на уровне «пупочка». Не учли они лишь одного: стояли-то мы не перед дверью, а по бокам ее, за выступами стен лестничной площадки. Им следовало стрелять наискось, вплотную приблизившись к двери, сведя на нет мертвое пространство. Но я в советчики не набивался… Пока же нам угрожал лишь рикошет. Но быть мишенью все равно неприятно, особенно если нет твердой уверенности в заступничестве всевышнего…
В моей памяти всплыло и вновь исчезло белое лицо Димитрия, грустное и задумчивое; сгорбившаяся спина, сутулые плечи, серебряные кольца волос из-под черного клобука… Димитрий многое знал. Он не знал лишь того, что человеческое «тулово - цель, мишень по-военному» и что при стрельбе нужно прикидывать, где у людей, созданных по образу и подобию божьему, находился «пупочек». Он считал, что в его обязанности на грешной земле это не входит. Потому-то его не было ни здесь, ни там, за дверью. А может быть, каждому человеку хоть раз в жизни, а следует постоять на такой вот лестничной площадке?
Сухов, побледневший, строгий, вопросительно посмотрел на меня. Ему нужно было во что бы то ни стало действовать. Все равно как. Главное - действовать.
Еще выстрел - и еще фонтанчик штукатурки, и еще маленькое круглое отверстие. Это уже они так, со злости…
Огненные глаза в дверных панелях исчезли: в прихожей погасили свет. Уж не думают ли прорываться? Неразумно. Впрочем, при некоторых обстоятельствах от людей естественней ждать глупостей.
- Послушайте, Мессмер! - громко сказал я. - Вы меня слышите?
- Слышу.
- Советую вам открыть дверь и сдать оружие.
- А что вы предлагаете взамен?
Вот именно, что?
- Взамен я вам предлагаю личную неприкосновенность. Вам и вашему другу.
- По пути в трибунал?
- Да. До приговора революционного трибунала.
Очередной выстрел был плох: барон завысил прицел, пуля впилась в потолок.
- Погодите стрелять. Я еще не закончил. Хочу предупредить, что на этот раз все меры приняты: улизнуть не удастся. А вы подвергнете опасности не только себя, но и других обитателей квартиры, в том числе своего отца.
Ответом была ругань. Несмотря на свое иноземное происхождение, барон великолепно пользовался красотами великорусского фольклора, виртуозно накладывая одно кружево на другое. Волжанин оценил:
- Как боцман чешет, в брашпиль его мать!
- Умственный господин, - поддержал матрос Артюхин, шапка которого, будто снегом, была припорошена известкой.
Сухов передернул затвор карабина, но я отрицательно покачал головой. Те двое нужны были мне живыми. Ну не двое, - хотя бы один…
Положение было дурацким. Подставлять под пули своих людей? Глупо и, как говорит Рычалов, нецелесообразно. Ждать, пока у них кончатся патроны? Долго, унизительно и тоже… нецелесообразно.