Чёрный утёс

Развалившись на мягких губках, русалка отложила отчет Аргалида и развернула присланный Эребом. Между бровей пролегла морщинка, губы расплылись в хищной улыбке, и Эрида с восторгом прижала отчет к груди, будто голову любовника.

– Убили, сожрали… Какое мне дело до этого ничтожества?! Выпотрошили… будто рыбу, – вслух повторила русалка, перечитывая строки. – Жемчужины нет – еще бы, откуда ей там взяться? Магии с песчинку, посредственность, а не страж.

Она вспомнила молодость. Совсем юная, неопытная и влюбленная дуреха, которую с легкостью сумел охмурить известный среди тритонов ловелас (все, что у него было от благородного происхождения, – имя).

– И то кануло в водах Сомбры. Даже если он что-то разболтал, ему никто не поверит. Я об этом позабочусь. – Эрида подбросила скомканный шарик отчета, тот замер в воде и медленно спланировал под стол.

Прикрыв глаза, русалка стала вспоминать: «За неподчинение приказам Форкия выслали стражником в Сомбру, откуда он тайком пробрался в Умбру ко мне, влюбленной устрице, умоляя, чтобы я поговорила с отцом, облегчила страдания несчастного, но стоило только узнать о его порочных связях с человеческими женщинами, о том, что он осквернил свое тело и спириту связью с двуногими… Предательства юная русалочья душа не выдержала. Чувства душили меня, не давали жить, дышать, и Ангела поведала, как избавиться от страданий. Для этого необходимо было спуститься в пучину Сомбры, так глубоко, как только возможно, и провести там ночь. – Эрида словно вновь оказалась в холодных, удушливо ядовитых и обжигающих водах пучины, окутавшей ее тело. – Как тетушка говорила, так и произошло. Мои чувства к Форкию остыли и растворились, перестав причинять боль. Я больше никому не позволила занять место в своем сердце, согреть тело и душу. Подчинила душевные страдания и чувства разуму».

После смерти отца коронованная Эрида распорядилась выдать остальных сестер замуж, и те покинули Умбру, обосновавшись на юге, вдали от дворцовых интриг (они бы и не посмели претендовать на трон: выбор артефактов непреклонен).

Глава 4

Йоханес

Колдунью привлекала смелость Йоханеса и его красота. Часами они могли разговаривать о мечтах пастуха. Он даже не заметил, как рассказал русалке о своих страхах, жизни с отцом, которого так любил. Но его устремления могли осуществиться лишь в столице Сорфмарана – Вайле.

Колдунья разрешала ему приходить в свой грот, называя тот крошечным уголком их радости. Однажды русалка встретила Йохана, сменив привычный облик на человеческий. В ту ночь им было не до разговоров. Она влюбилась в пылкого юношу, который не боялся ее природы и жаждал знаний. Когда колдуньи не было, он проводил время в гроте наедине со старинными фолиантами, изучал, запоминал все, что касалось магии, хоть и не сумел бы никогда научиться колдовать.

По словам русалки, магия была подвластна лишь морскому народу, хранящему в своих телах магическую энергию жемчужины. Последнее особенно заинтересовало пастуха. Он мечтал стать тритоном и остаться с любимой, но даже она не сумела бы сделать его подобным себе. Сотворить ноги одно, но совсем другое – превратить человека в тритона. Когда пришло время расставаться, колдунья сама уговорила Йохана отправиться на юг, где ему откроется множество возможностей и он прославится.

Они сидели в своем гроте, постепенно небо светлело, занимался рассвет. На песке лежал мешок с пожитками. Йохан покидал Черный утес. Устроившись на боку, он водил кончиками пальцев по груди русалки, изгибу ее талии, округлому бедру. Местами на человеческой коже проступало серебро чешуи, шею украшали алые порезы жабр, скрытые жемчужным ожерельем с огромным сапфиром. Колдунья любила перебирать когда-то спрятанные пиратами сундуки с драгоценностями и старинными монетами. На прощание она вручила Йохану кожаный мешочек с россыпью редких голубых жемчужин, ценящихся людьми больше иных сокровищ.

– Тебе пора, – тоскливо пробормотала русалка. Ее большие глаза сверкали, но в них не было ни слезинки. Йохан знал, что морской народ практически лишен способности плакать.

– Мы когда-нибудь увидимся? – с надеждой спросил он, накручивая смоляную прядь русалочьих волос на палец.

– Возможно, а сейчас иди, мне и так трудно сказать тебе «прощай», мой маленький пастушок. – Колдунья в последний раз одарила его поцелуем и, поднявшись с песка, вошла в воду и скрылась в поднявшейся волне.

Йохан остался лежать, наблюдая как в море показались острые плавники мурен, спешно плывущих за своей госпожой. Когда в гроте стало светло, юноша быстро отряхнул песок с ног, оделся и, скользнув вороватым взглядом по сундукам, открыл самый большой и забрал бесценные фолианты, оставив лишь те, которые уже прочел, впитав их знания и разложив на полках в собственной голове.