Чёрный утёс

– Когда-нибудь мы будем вместе, моя сирена. – Шумные волны заглушили его голос, накатывая на босые ноги. На песок упала одежда, и Йоханес погрузился в блаженную прохладу.

Нокте

Сковавшее тело оцепенение не позволило Нокте пошевелиться, левая рука показалась девушке неподъемным куском льда. Сквозь приоткрытые веки она слабо различала очертания комнаты и темный силуэт Агнес. Ее черный наряд она узнает везде. Изо рта вырвался хрип, и прикосновение теплой руки обожгло лоб. К губам поднесли кубок с водой, и та растеклась по подбородку Нокте. С трудом, но девушка смогла сделать пару глотков и, обессилев, вновь потеряла сознание.

Агнес вздохнула и закатила глаза.

– Очнулась, значит пойдет на поправку. – Служанка встала со скрипнувшего стула и, подойдя к окну, взмахнула платком, подав знак сидящему на камнях тритону. – Радуйся, что тебе есть за кем наблюдать, хвостатый, – проворчала Агнес и криво улыбнулась. Однако лежащий на столе конверт испортил ей настроение.

– Как любезно с их стороны пригласить бывшую супругу на этот проклятый бал-маскарад по случаю дня рождения новой королевы, ах, какая щедрость! – Агнес уже прочла короткое послание, в котором сообщалось, что Нокте следует прибыть в Вайле на празднество. «Даже если она к тому времени поправится, рука не будет слушаться ее как прежде, – подумала служанка. – Но я приложу все силы, чтобы никто не посмел над тобой смеяться, и платье у тебя будет лучше, чем у этих столичных селедок».

За те несколько дней, что Нокте лежала без сознания, Агнес сотворила для нее удобные, мягкие туфельки на плоской подошве, зная, как тяжело девушке в обычной обуви. Обновка стояла у шкафа, будто сотканная из сиреневых лепестков. В швейной мастерской на столе мерцал маскарадный наряд. И это был не русалочий хвост, о котором могли подумать гости бала. Агнес вознамерилась превратить госпожу в саму королеву ночи. Платье, сотканное из материи чернильного цвета: атласа, шелка; вручную украшенное множеством черных жемчужин и переливами серебряных нитей, напоминающих паутину созвездий. А в деревянной шкатулке ожидала своего часа диадема.

– Никаких корсетов, пышных юбок, ничего из того, что носят светские дуры и во что тебя обряжали, моя маленькая жемчужинка. – Агнес погладила Нокте по левой руке и, присев на край постели, вытащила из тумбочки кожаный чехол, в котором переливались тонкие иглы. Обнажив тело больной, служанка принялась бережно вводить иглы в бледную кожу, и по той разливался здоровый розоватый цвет, на щеках появлялся румянец. Агнес втирала в тело ароматические травяные масла, разминала мышцы.

– Ничего, подниму тебя на ноги, и двинемся в путь. Покажем этим задавакам, что ты у меня не умираешь от горя по этому двуногому с короной в промежности. Надо же, какая дерзость, посмели приглашение отправить, да какое! Что ж это, если не приедем, то силком притащат на потеху этой разродившейся кобыле? Пусть хоть десятерых ему родит, не потомство делает королеву королевой! – Агнес утерла руки полотенцем и укрыла госпожу. «Как ты там, моя ледяная рыбка? Моя Эрида».

После развода Нокте Агнес-Ангела виделась с племянницей-королевой и сообщила, куда они отправятся. Эрида молча ее выслушала и холодно сказала: «Я обо всем позабочусь, но, если она проявит малодушие и решит сброситься с утеса, я даже плавником не пошевелю, чтобы ее спасти».

Агнес заверила ее, что с Нокте не возникнет проблем. Она ни о чем не узнает, ни о «заботе» Эриды, ни о том, что родная тетка очень даже жива и всегда подле младшей племянницы. Покажись Агнес-Ангела в виде русалки, Нокте прогнала бы ее, чтобы остаться одной и мучить себя мыслями о собственных ошибках.

«Да и ледяная рыбка никогда не признается, что в глубине души жалеет любимую сестру, но боится выглядеть слабой королевой. На что я обрекла Эриду своими словами? Как посмела предложить окунуться в воды Сомбры», – корила себя Агнес. Что с Эридой, что с Нокте, колдунье казалось, что она идет по верному пути. «Благими намерения устлано дно бездны», – позже не раз повторяла себе Агнес. Но таковы правила колдовства. Отдав раз – не вернешь обратно.

Отбросив полотенце, Агнес подхватила опустевший кувшин и покинула спальню, бормоча под нос:

– По воде до столицы плыть неделю, по земле десять дней. Границы воды закрыты Эридой, и Хаос не сможет прорваться… значит мы вернемся в карете обратно. Пусть послужит, раз влез в это дело…

Нокте быстро шла на поправку, но, как и предсказывала Агнес, левая рука по-прежнему плохо ее слушалась. Опираясь о замковые стены, цепляясь за перила, девушка ковыляла на дрожащих ногах к морю, падала на песок и долго лежала, пытаясь дотянуться до воды и коснуться набегающих волн кончиками пальцев.

С тяжелым сердцем служанка наблюдала за госпожой. Бастиан ходил угрюмым, совсем перестав шутить.

– Боюсь, однажды ее сердце не выдержит, – как-то раз пробормотал он, нарезая вялые корнеплоды и засыпая в кастрюлю с бурлящей похлебкой.